Хулистан. Мирза Таги
сказал я, не желая продолжать неприятный для нас обоих разговор.
– Знаю. Растолстела как корова, – улыбнулась она благодарно.
– Нет. Похорошела. И глаза у тебя стали синие – как у мамы. А в детстве были серыми, как у отца.
– Это неправда. У меня всегда были серые глаза. И сейчас они серые. Я просто ношу теперь линзы. Но все равно – спасибо. Вот, это тебе, – сказала она, вложив мне в руку кредитку. – Здесь небольшая сумма. Если надо будет еще, просто позвони.
– Ты очень добра, – сжал я ее пальцы.
– А теперь поцелуй своего племянника, и мы пойдем, – заторопилась испуганно Лиз. – У меня вечером самолет.
Те десять штук, оказавшиеся на кредитке, я потратил быстро и с шиком, отправившись на Багамы. Это было совсем рядом от родного дома – всего-то девяносто километров до Форт-Лодердейл, если на пароме. И эта близость к дому, где, возможно, натужно дыша в кислородной маске, сидел на веранде мой отец и с ненавистью смотрел на морскую синеву на горизонте, заставляла меня с еще большим жаром предаваться беспечным утехам.
Вернувшись в Лос-Анджелес, я позвонил Лиз и попросил денег. Якобы для поддержки некоего предприятия в сфере общественного питания, которое открыл вместе с одним надежным другом. Она, не особо расспрашивая, выслала пять штук. Потом я еще позвонил через пару месяцев. И она снова послала мне деньги, но немного – всего две штуки. А последний раз я позвонил ей уже через год. Я тогда действительно был в отчаянном положении.
– Отец уже неделю как в реанимационном отделении, – заявила Лиз. – Я вышлю тебе деньги и закажу билет, если ты приедешь. Не заставляй меня врать перед всеми, оправдывая твое отсутствие на похоронах.
Я, конечно, поклялся, что немедленно вылечу – и в тот же день пришли деньги и уведомление о брони на авиабилет. Билет я не стал выкупать, а кредитку, сняв все до единого цента, порвал – и с тем навсегда прервались мои отношения с семьей.
Дз-з-зъ!.. д-з-з-зъ! – звенит в башке тишина.
Дил-лз-за!.. Дил-лз-за! – вторит ей назойливая память.
Диллза – так зовут мою новую подружку, «итальянку», оказавшуюся гречанкой албанского происхождения. Вчера мне показалось, что она чем-то похожа на Эндрю. Но сегодня мне уже так не кажется.
Эндрю действительно была чудесной девушкой. И я ей тогда не соврал, сказав, что никогда не встречал девушки лучше. Да и теперь, спустя почти пятнадцать лет, мог бы это повторить. Хотя, если честно, ни тогда, ни после я не жалел, что у меня с Эндрю ничего не вышло. И дело совсем не в том, что девчонка была начинающей шлюшкой. Сам-то я кем был тогда – в той канаве и в той больничке? Просто на ангелах-спасителях не женятся и не заводят с ними детишек. Ангелам-спасителям ставят в суровых сердцах кумирни и воскуряют тайно фимиамы. Я и воскуряю – все эти годы.
А эта Диллза просто случайно подвернулась – как маслина к стопке водки. Хорошо бы опохмелиться, кстати…
2
– Милый, плесни мне чего-нибудь. Пожалуйста!
Я нехотя разлепляю веки и щурюсь на ненавистный свет. Дэля, как она просила себя называть, все еще лежит в шезлонге и нежит свое полуголое тело под лучами ласкового майского