Состояние – Питер. Ринат Валиуллин
все объяснила. – Альберт сооружал себе еще один бутерброд.
– А мы в Кунсткамеру. Кстати, почему она так называется?
– Кунсткамера в переводе с немецкого «комната искусства». Искусство там своеобразное, по сути, это собрание различных редкостей, исторических, художественных, антропологических.
– Чувствую себя уже на экскурсии.
– Да, было дело, в студенческие годы водил я туда туристов, – посмотрел я на гостей.
– Как интересно, – одарила меня взглядом Белла.
– Еще как, – усмехнулся я. – В этом музее полно всяких чудес. Самое интересное там, правда, спрятано в фонде хранения.
– Что именно? – закусил наполовину свой бутерброд Альберт.
– Боюсь испортить вам аппетит, – улыбнулся я Альберту улыбкой радушного хозяина. «А может, и подогреет», – перевел взгляд на Беллу. Чем больше нравится женщина, тем сильнее неприязнь к ее спутнику. Желание отобрать, присвоить, хотя бы на время, велико и надо уметь его гасить. Я умел.
– Ну, тогда я пошел, привет сокамерникам и всем тем, кто в пробирках, – оставил без внимания, без прощального взгляда замужнюю женщину, чтобы показаться как можно более независимым.
Корюшка жареная
– Что это? – посмотрела жена на пакет, который я протянул ей. Кот почуял рыбу, Фортуна – посягательство на свободу, на личное время, на какой-никакой маникюр, она внимательно посмотрела на свой, выяснить – все ли заусенцы на месте, гости ощутили неловкую паузу, которую они явно еще не репетировали и которую еще не умели держать.
– Рыба.
– Знаешь, в чем проблема рыбы? Ее надо чистить.
– Знаю.
– Огурцами пахнет, – не стала она брать пакет. Он повисел какое-то время на моих пальцах, потом лег на стол рядом с раковиной.
– Потому что корюшка. Пожаришь? – словно кот, подходил я и так и эдак, чтобы полакомиться рыбкой.
– Если почистишь.
– Я не умею.
– Что ты сказал, не слышу? – включила она воду, чтобы набрать в чайник.
– Я не умею.
– Надо же было так оглохнуть, – потрепала она свое ушко. – Сегодня после пресс-конференции пошли на Петропавловку сделать залп, – увидела недоуменные лица гостей Фортуна. – По традиции самый почетный гость фестиваля должен стрельнуть из пушки. В общем, режиссеру, который стрелял, девяносто два. Пришлось держать его, чтобы ветром не сдуло, к тому же плохо слышит. Мне, как переводчице, пришлось инструктировать его вплоть до выстрела.
– Контузило, – поставил свой диагноз Альберт.
– Это надолго? Как ты думаешь.
– Пока рыбу не почистишь, – улыбнулся я. – Кстати, а как дедушка?
– Начал слышать.
– Клин клином.
– Это пройдет? – снова потерла рукой свое ухо Фортуна. Она вспомнила, как, глядя на Неву после выстрела, почувствовала себя оглушенной рыбой, что плывет кверху брюхом по течению. Ее что-то спрашивает француз, но она глуха и нема. Внизу на берегу мужик с коляской смотрит грустно на кораблики. Коляска, словно якорь, тянет его