Экспедиция в рай. Иван Погонин
Иванович? Чтой-то я такого среди своих знакомых не припомню. Как его фамилия?
– Трубицын. Он говорил, что каширский уроженец, но был вынужден надолго покинуть город.
Тараканов помрачнел.
– Устал я. Пойдем, Настасья, почивать.
Супруги поднялись в светелку и набросились друг на друга.
Тараканов с Ванькой катали по полу заводной трамвайчик, когда в избу вошел Трубицын. Бывший политкаторжанин полысел и потолстел.
– Филипп Иванович! – засуетилась Настя. – Что же вы не предупредили?
– Не беспокойтесь, Анастасия Александровна, у меня визит, так сказать, неофициальный.
– Нет, чаем я вас непременно напою. У нас варенье есть, Осип икры привез. Присаживайтесь, я сейчас все приготовлю.
– Да стоит ли? Я буквально на пять минут, поприветствовать старого приятеля.
– Без чая я вас все равно не отпущу, и не думайте возражать.
Настя ушла на кухню.
– Хорошая у вас супруга, Осип Григорьевич, и мальчонка хороший. Давайте, пока дамы на стол собирают, на улицу выйдем, покурим.
– Я с тобой, папка! – поднялся с пола Ванюшка.
– Играй сынок, я скоро, нечего тебе табачным дымом дышать.
Тараканов и Трубицын сели на лавочку у палисадника и закурили.
– Я слышал, вы все тем же изволите заниматься, в сыске служите?
– Да.
– А я вот род занятий сменил. Был конторщиком, а стал уездным головой. Да-с. Хоть вы и старались меня с землей смешать.
Тараканов ничего не ответил.
– Чего молчите? Совесть мучает?
– Нет, не мучает. Я против своей совести ничего не делал. Я вас, Филипп Иванович, не за политику помогал на каторгу отправлять, а за соучастие в убийстве и в разбойном нападении. Я обывателей от бандитов защищал.
– Ах вот вы как заговорили! Ну что ж, сейчас я окончательно понял, что вы враг неисправимый. Вы пока отдыхайте, пейте чай с вареньем, ешьте икру ложками. А я пойду, сообщу куда следует, что вы за фрукт. Скоро вы узнаете, что это такое – тюрьма. Если вас, конечно, сразу не шлепнут. Времена сейчас тяжелые, контра со всех сторон на молодую Советскую республику лезет, и я думаю, что с вами не будут церемониться.
– Вы, Филипп Иванович, тюрьмой и смертью меня не пугайте. В тюрьме мне сидеть доводилось, а смерти я не боюсь. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Только одному помирать будет скучно, поэтому я вас с собой потяну.
– Угрожать изволите? – сказал Трубицын. Его голос предательски дрогнул.
– Избави Бог. Я не угрожаю. Я только хочу сказать, что коли я перед новой властью грешен, то и вы не без греха. Вам обстоятельства дела напомнить?
– Дела? Какого дела? Нет никакого дела, Осип Григорьевич. Царский суд был разгромлен восставшим народом, и его дела были уничтожены. Я свое дело лично сжег, – шепотом закончил Трубицын. – А подельники мои – все на том свете.
– И все же я позволю себе напомнить, как мы этот экс раскрывали. Помните,