Неуловимый корсар. Поль Д'Ивуа
репортеры спрятали карандаши и записные книжки.
– Премного вам благодарны, сэр. Теперь мы пойдем к садовнику и пришлем вам лестницу.
– Нет-нет, меня и так уже видело слишком много народу. Я не вынесу, если сюда заявятся еще и сторожа.
– Значит, вы хотите, чтобы мы сами принесли сюда лестницу.
– Если бы вы были так любезны.
– Хорошо, мы согласны, идем, дорогой собрат, освободим сэра Оллсмайна и тогда начнем свой матч.
В восторге от своей удачи молодые люди быстро скрылись в боковой аллее.
Нет никакого сомнения, что повешенный втихомолку осыпал их всеми проклятиями, которые могло только измыслить англосаксонское воображение. Теперь он испытывал уже настоящие мучения. Кровь с трудом обращалась в его онемевших членах, минуты казались ему столетиями. Наконец послышались шаги.
– Они, – пробормотал он.
Но он ошибся. На площадке появился человек, совершенно незнакомый Оллсмайну. Это был Арман Лаваред, явившийся на свидание, назначенное анонимной запиской.
При виде виселицы парижанин в изумлении остановился. Он пробежал глазами надпись на доске, украшавшей грудь Оллсмайна, и пробормотал вполголоса:
– Сэр Тоби Оллсмайн! Я знал, что англичане эксцентричны, но не думал, что они доходят до таких крайностей!
Это замечание вызвало новую вспышку гнева у повешенного.
– Убирайтесь к черту! – вскричал он, когда Лаваред поклонился и назвал себя. – Вы пришли слишком поздно!
– Извините, сейчас ровно шесть! – ответил француз, доставая часы из кармана.
И как бы в подтверждение его слов на башне раздался бой часов.
– Слышите? – спросил Лаваред.
– Не в этом дело. Став жертвой глупой шутки, я рассчитывал, что вы освободите меня, прежде чем молва об этом разнесется по городу.
– Нет ничего легче.
– Поздно, говорю я вам! Меня уже видели два репортера. Сейчас они меня снимут, но зато пропечатают об этом в газетах.
– Ну, статью можно и опровергнуть, – улыбнулся Лаваред, – это в обычаях правительства.
– Так-то так! Но есть нечто другое, чего не опровергнешь.
– Что именно?
– Фотографии.
– Не понимаю.
– У репортеров были фотоаппараты, и теперь у них есть негативы…
– От которых вы были бы не прочь избавиться?
– Разумеется… Но замолчите. Они идут.
Действительно, репортеры показались на площадке, неся в руках двойную лестницу. Подойдя к Оллсмайну, они тщательно установили ее под висилицей. Лаваред вежливо поклонился.
– Я ваш французский собрат, господа, – сказал он в ответ на удивленные взгляды репортеров.
– Собрат! – радостно вскричали репортеры. – В таком случае, позвольте поручить вам освобождение сэра Оллсмайна. Мы страшно торопимся.
Лаваред отрицательно покачал головой:
– Мне, иностранцу, неудобно вмешиваться между бандитами и правосудием. И потому, к моему глубокому сожалению, я не смогу оказать вам этой услуги.
– Вы совершенно правы, –