Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII. Альфред де Виньи
из кармана золотой ларчик и сказал, что в ларчике хранятся святые мощи, доставшиеся ему от предков, и что, хотя он отнюдь и не сомневается в том, что перед ним одержимые, он все же хотел бы испытать силу мощей. Отец Лактанс с восторгом схватил ларчик, и не успел он коснуться им лба девушек, как они неестественно подпрыгнули и стали корчиться. Лактанс ревел, произнося заклятия, Барре и все старухи бросились на колени, Миньон и судьи всячески выражали одобрение. Лобардемон, не теряя хладнокровия, крестился (и гром не поразил его!).
Когда господин дю Люд взял обратно ларчик, а монахини успокоились, Лактанс торжествующе сказал:
«Полагаю, что вы и не сомневались в истинности этих мощей?»
«Не больше, чем в одержимости этих монахинь», – ответил господин дю Люд и открыл ларчик.
Он был пуст.
«Вы, господа, потешаетесь над нами!» – воскликнул Лактанс.
Я был возмущен всем этим балаганом и возразил:
«Да, сударь, так же, как вы потешаетесь над Богом и людьми».
Поэтому-то, дитя мое, вы и видите меня сейчас в этих тяжелых, толстых семимильных сапогах, от которых у меня ломит ноги, и с длинными пистолетами. Ведь наш друг Лобардемон дал приказ схватить меня, а как моя шкура ни стара, я вовсе не желаю с нею расставаться.
– Неужели он обладает таким могуществом? – вскричал Сен-Мар.
– Большим, чем считают и чем можно считать. Я знаю, что одержимая настоятельница доводится ему племянницей и что у него есть постановление совета, где ему предписывается судить Урбена Грандье, не обращая внимания ни на какие прошения, направленные в парламент, ибо кардинал запретил парламенту вмешиваться в это дело.
– Но в чем же его вина? – спросил молодой человек, любопытство которого было уже сильно возбуждено.
– В том, что он наделен сильным духом и возвышенным умом, непреклонной волей, восстановившей против него власть имущих, и глубокой страстью, которая завладела его сердцем и толкнула на единственный смертный грех, в котором его можно упрекнуть. Но проведать о его любви к красавице Мадлене де Бру и разгласить ее удалось лишь после того, как были прочтены его записки, которые силою изъяли у его восьмидесятилетней матери Жанны д’Эстьевр. Девушка отказывалась выйти замуж и хотела принять постриг. О, если бы монашеское покрывало могло скрыть от ее взоров то, что сейчас происходит! Красноречие Грандье и его ангельская красота не раз воспламеняли женщин; многие приезжали издалека, чтобы послушать его; я был свидетелем того, как во время его проповеди некоторые лишались чувств, другие восклицали, что он ангел, и, когда он спускался с кафедры, касались его одежды, целовали ему руки. И правда, его проповеди, всегда вдохновенные, ни с чем не сравнимы по великолепию, – разве что с его собственной красотой; чистейший мед Евангелия сочетался в его устах со сверкающим пламенем пророчеств, и в звуке его голоса отдавалось сердце, переполненное святым состраданием к людским мукам и слезами, готовыми окропить паству.
Добрый аббат замолк, потому