Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII. Альфред де Виньи
вновь сел в кресло и засмеялся, для государственного деятеля довольно весело.
– Всю жизнь буду потешаться над их амьенской затеей. Я находился у них в руках. Каждый из них был окружен по крайней мере пятьюстами дворянами, которые были вооружены до зубов и готовы расправиться со мной, как с Кончини[23], но великого Витри уже не было среди них; они предоставили мне мирно побеседовать с ними целый час об охоте и о празднике Тела Господня, и ни тот ни другой не решился подать знак своим головорезам. Впоследствии мы узнали от Шавиньи, что столь благоприятный случай они выжидали целых два месяца. А я действительно ничего не замечал, если не считать того, что маленький разбойник аббат де Гонди[24] терся возле меня и, видимо, что-то прятал в рукаве; только из-за этого я и сел в карету.
– Кстати, монсеньор, королева во что бы то ни стало хочет, чтобы он стал коадъютором.
– С ума сошла! Он ее погубит, если она привяжется к нему; это неудавшийся мушкетер, черт в сутане; прочтите его «Историю Фиески» – сами убедитесь. Пока я жив, этому не бывать!
– Вы вполне правы, а в то же время вы вызываете ко двору другого, столь же юного честолюбца.
– Тут большая разница! Молодой Сен-Мар будет, друг мой, всего лишь игрушкой, самой настоящей игрушкой; голова у него будет занята только брыжами да аксельбантами; порукой тому – вся его внешность, а нравом он, я знаю, ласков и податлив. Поэтому-то я его и предпочел его старшему брату; он будет исполнять все, что мы захотим.
– Монсеньор, – возразил монах недоверчиво, – я никогда не полагаюсь на людей с такой невозмутимой внешностью, внутренний пламень у них бывает еще опаснее. Вспомните его родителя, маршала д’Эффиа.
– Но, повторяю, это ребенок, и я воспитаю его. А Гонди уже сейчас законченный заговорщик, это головорез, который не останавливается ни перед чем; он осмелился оспаривать у меня госпожу де Ламейре, – представляете вы себе это? Кто этому поверит – оспаривать у меня! Ничтожный клирик, лишенный каких-либо достоинств, кроме молодцеватой внешности да умения довольно бойко болтать. К счастью, муж сам взял на себя труд его отвадить.
Отец Жозеф, который так же мало интересовался любовными интригами хозяина, как и его стихами, поморщился, стараясь придать гримасе глубокомысленный оттенок, но от этого она стала только отвратительней и неуклюжей; он воображал, что губы его, перекосившиеся, как у обезьяны, беззвучно говорят: «Ах, кому же устоять перед вашим высокопреосвященством!» – но его высокопреосвященство прочел на них только фразу: «Я неуч, ничего не смыслящий в великосветских делах» – и вдруг, взяв со стола донесение, без всякого перехода сказал:
– Герцог де Роган умер, это хорошая весть; теперь гугенотам конец. Ему посчастливилось; я распорядился, чтобы тулузский парламент приговорил его к четвертованию, а он спокойно умер на поле сражения при Рейнфельде. Но какая разница? Еще одна крепкая голова повергнута в прах! Как они посыпались после смерти Монморанси! Теперь, пожалуй, уже
Кончини – временщик во времена регентства Марии Медичи (1610–1617) и муж ее фаворитки Леоноры Галигаи, которая купила своему мужу за счет королевы маркизат д’Анкр и несколько губернаторств. Возведенный в звание маршала д’Анкр, Кончини, жадный и невежественный авантюрист, занял пост главы правительства, но его правление вызвало сильную оппозицию как со стороны аристократии, так и со стороны оттесненного от управления короля. В 1617 г. он был убит капитаном королевской гвардии Витри, который позже был возведен в звание маршала.
Аббат де Гонди, впоследствии кардинал де Ретц, – политический деятель и писатель. Принимал участие в заговорах против Ришелье. Играл большую роль при Людовике XIV.