Гладиаторы. Джордж Вит-Мелвилл
против него в Сирии. Не правда ли, что это жестокие, жаждущие крови люди? Говорят, что они убийцы и едят детей. Правда ли, что они предаются гнусным оргиям, где употребляют человеческое мясо, посвящают один день недели уединению, молчанию и обдумыванию человеконенавистных планов против рода человеческого? Уверен ли ты, что твои знакомцы принадлежат к этому народу?
– Они христиане и иудеи, – ответил Эска, слышавший первое из этих слов в своей беседе с Калхасом.
– Что же, это одно и то же? – спросил Лициний.
Но на этот вопрос раб ответил молчанием.
Глава X
Трибун
Под портиком одного из роскошнейших городских зданий, при слабом свете утра столкнулись двое мужчин. После обмена резкими словами они признали друг друга, и звонкий хохот раздался в ту минуту, когда Дамазипп и Оарзес, вольноотпущенники и верные клиенты Юлия Плацида, явившиеся сюда с целью предложить свои пылкие услуги их общему патрону, рассмотрели один другого. Они покинули свое ложе еще до рассвета и торопились прийти первыми, чтобы приветствовать трибуна по его пробуждении. Однако они нашли большую залу уже переполненной многочисленной толпой друзей, спутников, клиентов и слуг. Дамазипп был маленький, низкорослый, но дюжий человек, с густыми бровями и угрюмым взглядом; бледный и молчаливый Оарзес казался несколько педантичной личностью; но, несмотря на это различие во внешности, на них обоих лежала печать наглой беззастенчивости и пошлости. Пожав плечами, с видом напыщенного отвращения Дамазипп сказал Оарзесу:
– Ну, теперь нам придется ожидать целые часы, прежде чем можно будет подойти! Взгляни на эту презренную толпу паразитов и льстецов. Они не постеснялись бы идти за патроном в баню и осаждать его до самой постели. Эх, друг мой! В Риме становится невозможно жить порядочным людям!
На это Оарзес отвечал кротким и смиренным тоном:
– Мухи кружатся около меда, привлекаемые только приманкой добычи. Но нас с тобой влекут к славному трибуну только признательность и расположение.
– Это верно, – согласился Дамазипп. – Печально видеть, что так мало клиентов, не руководимых каким-нибудь грязным и низким побуждением. Честный человек становится в Риме такой же редкостью, как и в Афинах. Ах, не то было во времена республики, в золотой век, в доброе старое время.
– О, да! В доброе старое время! – воскликнул Оарзес все тем же тихим и монотонным голосом.
– Да, да! В доброе старое время! – как эхо отозвался Дамазипп.
И оба плута, положив руки на плечи друг другу, начали ходить вдоль залы, обмениваясь презрительными замечаниями о собравшихся в ней людях.
Помещение трибуна было совершеннейшим в своем роде. Стоявшее особняком и окруженное стеной и частным садом, оно соединяло пышность дворца с удобствами и изолированностью частной резиденции. Все, что искусство могло найти драгоценнейшего и великолепного, было совмещено в доме Плацида. Замечательнейшие предметы украшали стены