По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918. Я. Е. Мартышевский
ли с ним чего-нибудь.
Через некоторое время посланный вернулся и принес нам печальную весть: Кузьменко был убит осколком, который попал ему в грудь. По словам телефониста, он лежал навзничь, и телефонная трубка так и осталась в судорожно сжатой руке.
Адъютант нервно закусил губу и приказал двум солдатам вечером сходить на то место, где лежал Кузьменко – этот герой, так просто и самоотверженно исполнивший свой долг, принести его в фольварк и похоронить в саду, недалеко от дома, где был штаб полка.
Солнышко уже садилось. Багровый отблеск ложился на молчавшую природу. Канонада почти совсем затихла. Изредка прогремит только артиллерийская очередь. И лишь не прекращался ни на минуту ружейный огонь, да иногда где-нибудь внезапно застучит пулемет, словно напоминая о себе. Несколько австрийских аэропланов кружились высоко в воздухе, как коршуны, над нашими позициями. Видимо, враг устал от дневных бесплодных атак и отдыхал, готовясь к новому наступлению.
По случаю боя командир полка был в хорошем расположении духа. Полное красное лицо его в очках оживилось. Он подшучивал над австрийцами и вообще держался очень храбро.
Адъютант, сохраняя внешнее приличие по отношению к командиру, в душе, по-видимому, презирал его. Он выразил вслух свое сожаление по поводу смерти Кузьменко, на что командир полка поспешил ответить:
– Да, да, очень жаль. Если бы он не был убит, я его непременно представил бы к другому Георгию.
В это время вошел вестовой штаба полка и, обратившись к адъютанту, проговорил:
– Ваше благородие, ужин принесли, прикажете подавать?
– Да, давай, и ужин, и обед разогрей… Сегодня австрийцы не дали нам даже пообедать, – сказал адъютант. – Я думаю, вы тоже голодны, – обратился ко мне командир. – Пойдемте с нами.
Мы перешли в соседнюю комнату, служившую столовой. Хозяин дома, помещик, очевидно, так поспешно выехал при приближении наших войск, что бросил все свое имущество. В буфете полностью сохранилась вся столовая и чайная посуда. Стильная мебель из резного дуба стояла по местам. Когда мы сели за стол, накрытый чистой белой скатертью, на котором блестели три прибора и хрустальный графинчик с русской водкой, я даже на мгновение забыл, что нахожусь в каких-нибудь трех верстах от позиции. Но несколько орудийных выстрелов, нарушивших тишину наступавшего вечера, тотчас вернули меня к действительности.
За ужином, правильнее было бы назвать обедом, полковник Торский решил вместе с адъютантом назначить меня командиром 4-й роты, так как там был только один прапорщик, который за недостатком офицеров временно командовал ротой.
– Ну, теперь с богом! – проговорил мягко командир полка, когда я по окончании обеда начал прощаться. Выйдя из дому, я пошел по дороге, которая вела к позиции.
Солнышко уже закатилось, и первые сумерки начали ложиться на землю. В отдалении вырисовывались темные очертания небольших перелесков и деревень. Вокруг нельзя было совершенно заметить ни одного огонька. Орудийная канонада совершенно