Долгая дорога в Никуда. Андрей Халов
в сторону, освобождая дорогу к могиле.
Тогда я стал вглядываться в лицо на портретах, что несли в руках причитающие, голосящие, но всё же продолжающие своё движение вперёд на подкашивающихся ногах женщины и старухи в чёрных платках и косынках. Однако рассмотреть фотографию мне долго не удавалось, потому что она то исчезала за чьими-то спинами, то прыгала, а то вдруг и вовсе теряла ясные очертания, а меня к тому же отвлекали другие мелкие подробности происходящего.
Вдруг совершенно явственно привиделся мне лик моей матушки. Он был на этих портретах, но протирая от ужаса глаза, я вдруг увидел уже лицо Вероники, а потом оно превратилось в лицо её дружка.
И тут меня словно молнией прошибло, потому что я вспомнил, откуда я знаю это место. Да, это сюда, к могиле своего погибшего дружка подводила меня прошедшим летом Вероника, рассказывая жуткую и мало похожую на правду историю его гибели. Но почему теперь могила была пуста и свежа, будто бы её только на днях выкопали? Неужели его решили перезахоронить?
Процессия приблизилась к яме и поставила красный с чёрным гроб рядом с ней на две табуретки. Стали подходить навзрыд ревущие женщины, обнимать покойника, целовать его в лоб.
– Подойди, попрощайся! – услышал я у самого уха совет, произнесённый таким дружеским тоном приятного голоса, что невольно обернулся посмотреть, кто это может быть.
Это был человек в старинном фраке и столь же старой шляпе-цилиндре, из-под нешироких полей которой на меня смотрели зелёные, колючие, ярко горящие глаза. Рыжие усы неприятно выделялись на его бледном, как мел, лице, и напоминали аппликацию на детском рисунке на бумаге.
– Подойди, попрощайся! – вновь посоветовал мне странный до жути тип приветливо.
Я почему-то последовал его совету, но, приблизившись к гробу, с ужасом увидел самого себя, лежащего в нём.
– Попрощайся с покойником! – настойчиво преследовал мой слух дружелюбный голос.
Будто загипнотизированный я наклонился к мертвецу, но теперь его лицо было не похоже на моё.
– Поцелуй, поцелуй! – послышалось за спиной, и в тот же самый миг, когда мои губы были уже совсем близко от густо-жёлтой кожи покойника, мне вновь привиделось, что это я сам лежу в гробу.
Я отпрянул, попятился назад и увидел, как человек в котелке смотрит на меня, оскалившись в ослепительной улыбке.
– Что же ты испугался? – спросил он. – Иди ко мне, ну!
В ту же секунду холодная жуть молнией пронзила моё тело, потому что нога, отступая, не встала на твёрдую землю, и я повалился куда-то назад. Обернувшись в падении, я только и успел увидеть, что падаю в ту же самую свежевырытую могилу, что была приготовлена для усопшего.
Упав на спину, я больно ударился, и тут же сверху раздался голос «рыжих усов»:
– Давай руку!
Он протянул навстречу мне руку, и она стала удлиняться, дотянувшись вскоре костлявой, худой пятернёй до моего горла. Взяв за него, он вытащил меня наверх. Я закричал от ужаса, возросшего от того, что люди вокруг, совершенно