Светлый-пресветлый день. Рассказы и повести. Павел Кренев
Вася раскурил новую цигарку. – Там, брат, или тебя, или ты. Волчий закон!
Мать подняла от стола красные, вытаращенные, ничего не видящие глаза и чего-то, наверное, хотела спросить, но только шевелила губами.
– Поинтересоваться, наверно, хошь, чего дальше было? А что, как обычно: поставили всех троих перед строем и в назиданье всем, как говорится… А после известно куда, в печку. – Дядя Вася после глубокой затяжки поперхнулся, протяжно и сипло закашлялся: – Выходит, что не на чего тебе надеяться, Нина. И пепла не осталось… А я, как видишь, сижу перед тобой… Живой…
Он поднял голову и уставился в глаза Витькиной матери.
– Подумай, Нина, не поздно пока ничего, ребят твоих я приму…
Витька воспринимал происходящее как кошмарный, нелепый сон. Вот как погиб батя… Перед ним сидел его убийца… Дядя Вася еще что-то назидательно толковал плачущей матери, крутил цигаркой. Витька, как в мучительном, тяжелом сне, с болью в голове и во всем теле, слез с печки, с трудом нашел ногой привычный ранее приступок. Дядя Вася смотрел на него молча. Витька не глядя нашарил у плиты полено, гортанно взвыл и побежал. Удар пришелся по табуретке, которую дядя Вася выставил перед собой. В следующее мгновение Витька, получив удар в поддых, лежал на полу.
– Не тронь парня, ирод! – вскочила мать.
– Да не трону я, не трону! – Нижняя челюсть дяди Васи тряслась, как в лихорадке. – Ишь набросился, змееныш! Весь в Кольку, сучий потрох! – И, не оглядываясь, качающейся, но уверенной походкой пошел к двери. Уже открыв ее, оглянулся: – Вот что, семейство, я того человечка сам убрал перед приходом американцев. Так что свидетелей нету. Не доказать вам. А ежели что, силенок у меня на вас хватит. – И, взглянув на мать, пьяно скривился: – «Не люблю-ю-у!» Ах ты… – и хлопнул дверью.
Мать упала на пол и затряслась в рыданиях. С печи таращил свой глаз Санька и выл что было мочи.
Для Витьки не было вопроса – что теперь делать. Он сразу все решил бесповоротно. В Ольгиной роще у него был припрятан пулемет, настоящий, ручной, дегтяревский, с набитым до отказа диском. Он лежал там в надежном месте, завернутый в промасленную тряпку, еще с прошлой осени. Пулемет работал что надо. Витька проверял его на лягушках в болоте. После очереди из воды полетели фонтаны брызг, лягушки с полчаса больше не высовывались, а в ушах целый день стоял потом звон.
Однако сходить в Ольгину рощу прямо с утра не довелось. Спозаранок только вышел за калитку, а навстречу дядя Вася. Как что почувствовал. Стоит Витька перед ним, кулаки сжал, бледный весь, на лице ненависть смертельная.
– Ты, Витька, это… Я тут наговорил вчера…
А Витька уже шарит глазами и руками по траве, ищет булыжник. Нашел, выцарапал из земли ногтями, но удар сапога снова опрокинул его на землю. Витька корчится и кричит:
– Все равно прибью гада!
Дядя Вася уходит. Идет опять медленно, уверенно, не оглядываясь. Знает свою силу.
Витька весь день промаялся дома. Боялся выходить, знал, что Кошелев следит за ним, потому что тоже боится. И он решил –