Не грусти, Мари!. Наталья Узловская
Она разная, но всегда очень женственная и по-женски мудрая. В двенадцать лет я получила в подарок томик, обитый синим велюром с серебристым тиснением – просто чудесный. Мелованная бумага, портрет самой поэтессы на первой странице: полуопущенный взгляд, бездна изящества в наклоне шеи, тяжелые волосы, тяжелые веки, пленительно-горькая складка у губ. Стихи оказались еще чудесней. Сейчас таких не напишут. Конечно, Изольда разделяла мой восторг. И прекрасно читала Ахматову. У моей подруги был низкий звучный голос, только вот она боялась до ужаса публичных выступлений и долго настраивалась, чтобы прочесть в классе заданное на дом то или иное стихотворение. Чаще всего мы вообще сидели тихо и надеялись, что наш любимый Сан Саныч, преподаватель словесности, нас не заметит, или притворится, что не заметил. Частенько он так и делал, но иногда все же надо было читать. Изольда краснела неровно, пятнами, нервно сплетала пальцы и шла к доске. Минуты две стояла молча, переминалась с ноги на ногу. Я с места делала ей успокаивающие знаки. Надо сказать, в классе подобные странности воспринимали спокойно, никто не хихикал, не отпускал ехидных шуточек. Я уже говорила, нас уважали. А может, просто не хотели портить отношения с отличницами, у которых всегда можно было списать какую-нибудь там историю, попросить помочь с переводом или «свериться» с домашним заданием.
Изольда принесла чай и печенье. Пра внимательно смотрела в чашку, будто пыталась разглядеть что-то на дне. Потом вздохнула.
– И все же у меня душа не на месте, Из. Я вновь дико извиняюсь за вчерашнее. И хочу загладить свою вину. Ты вот что: хочешь поехать в Чехию, на реставрацию замка? А хотите, езжайте вдвоем?
Мы одновременно поперхнулись чаем, Изольда раскашлялась. Пра начала долго и путано объяснять, что, мол, в Чехии есть замки, которые реставрируются силами волонтеров, и можно поехать в этот лагерь, полдня работаешь, а потом свободное время… Правда, за работу не платят, но зато кормят, возят на экскурсии, да и дорога в оба конца – тоже за счет фирмы. Вот, а в том лагере, куда Пра собралась, полно ее друзей-неформалов, отличная тусовка, они туда каждое лето ездят, Изка может со всеми познакомиться, в общем, скучать не придется…
У моей подруги разгорелись глаза. Она порывисто схватила меня за руку.
– Поехали, Мах? На все лето!
Я вообще не люблю, когда меня зовут Махой (сразу ассоциация с картиной Гойи, да и вообще грубовато), но у Изки это как-то хорошо выходит, не обидно. Поехать я не смогла. Только вчера устроилась подрабатывать на хладокомбинат. Ничего особенного, клеить этикетки на мороженое, но заплатят хорошо. Со мной составили договор, оформили пенсионный… Будут свои деньги, не все же у предков просить, мне, в конце концов, шестнадцать лет. Мама, правда, ворчала: какие твои годы, еще наработаешься. А мне было радостно.
Наверное, я могла бы поехать с Изкой, нашла бы кого-нибудь, кто поработал на хладокомбинате за меня. И все могло бы пойти иначе…но выезжать надо было через неделю, у Изольды был загранник, а у меня нет, и прочее, и прочее. Подруга, очертя голову, устремилась навстречу приключениям, тетя Зоя обрадовалась, что племянница повидает мир,