Счастливые и несчастные (сборник). Леонид Сергеев
пронеслась по участку, точно измеряя владения, которые ей нежданно-негаданно достались, потом подбежала к писателю и с чарующей улыбкой, открыто и безбоязненно обняла и поцеловала его.
Вбежав в дом, она распахнула настежь окна и, явно давая писателю понять, что она усердная хозяйка, а не какая-нибудь легкомысленная бездельница, стала наводить в комнатах порядок. С веранды Андрей отлично видел эту деятельность: она двигала мебель, снимала занавески, мыла посуду, при этом то громко пела, то заразительно смеялась и все время посматривала на себя в зеркало.
– Небось, уверена, что она картинка – глаз не оторвешь, – усмехнулся Андрей.
Сложена она, действительно, была неплохо и лицо имела довольно привлекательное – словом, на взгляд Андрея, выглядела смазливой девицей, но не больше. А вот ее поведение вызывало у него неприязнь – он считал, что новоиспеченная хозяйка вела себя чересчур показно, что ее веселье – всего лишь ловкое притворство. В тот день прошел первый теплый дождь и она, мокрая и развеселая, танцевала перед домом – шлепала в ботах по лужам, выписывала некие водяные знаки, предварительно запустив на террасе магнитофон. А писатель наблюдал за ее танцами из окна и, радостно улыбаясь, аплодировал.
– Как можно представить весну без майского дождя?! – она раскидывала руки, готовая обнять весь участок, и непрерывно смеялась.
Девица слишком изображала переполненную счастьем и, по понятиям Андрея, за этим виделся определенный расчет.
В полдень они обедали на террасе, и опять брюнетка корчила из себя внимательную, заботливую хозяйку. Повязав яркий передник, пританцовывая, картинно накрывала на стол, все время что-то подавала писателю, что-то пододвигала к нему – казалось, готова ползать за ним на животе и носить в зубах его тапочки. Она без умолку болтала, прямо не закрывала рот и беззастенчиво показывала себя, уверенная, что красивей и добросердечней, чем она, женщин не бывает. Похоже, это же она внушала и писателю. Обычно невозмутимый и сдержанный, рядом с ней он испытывал состояние возбуждения; словно опьяненный неотрывно любовался ею, с наивной бесхитростностью внимал ее словам.
После обеда они гуляли по поселку; вначале шли, взявшись за руки, потом в обнимку, причем она так и висла на нем, – можно было подумать: любит без памяти, не ест и не спит без него и будет ему верна до последнего вздоха. Они выглядели смешно, нелепо: он – седой, лысеющий, в темном костюме, и она – юная, легкая, в открытом коротком платье. В этом контрасте было что-то противоестественное, не зря посельчане посылали вдогонку писателю косые, осуждающие взгляды – по их нравственным меркам он вел себя вызывающе и глупо. Демонстрируя свое легкомысленное знакомство, он игнорировал общественные устои поселка. Некоторые сочувствовали писателю, говорили, что этот приступ поздней любви непременно закончится печально – молодая любовница доконает его. Но к вечеру пришли достоверные сведения, что брюнетка вовсе не любовница, а новая жена и что посельчане