Монстролог. Дневники смерти (сборник). Рик Янси
ожидая, что я скажу. Не дождавшись, он вскочил и восторженно воскликнул:
– Да разве ты не видишь, Уилл Генри?! Это же и есть ответ на вопрос «почему»! Вот именно поэтому отец хотел, чтобы ему доставили самку и самца Антропофагов, способных к деторождению, – чтобы применить теорию Гальтона на практике! Чтобы вырастить у этих монстров потомство, чуждое свирепости и равнодушное к человеческой крови! Уму непостижимая затея, к тому же очень дорогостоящая – дороже, чем он мог себе позволить, что и объясняет, зачем он встречался с загадочными агентами в шестьдесят втором. Конечно, все это только догадки; это невозможно доказать, разве что разыскав тех двух людей, если они еще живы. Или, возможно, сохранилось что-то типа договора. В любом случае, это – единственная причина, по которой он мог встречаться с подобными людьми; единственная, в которую я могу поверить.
Доктор снова замолчал, ожидая моей реакции. Он хлопнул рукой по матрасу и сказал:
– Да не сиди ты просто так! Скажи, что ты обо всем этом думаешь!
– Знаете, сэр, – начал я медленно. Правда заключалась в том, что я не знал, что об этом думать. – Я не знал вашего отца, а вы его знали.
– Я его тоже почти не знал, – сказал Доктор просто. – По крайней мере, не так, как большинство сыновей знают своих отцов, рискну предположить. Но эта теория совпадает с известными мне фактами. Только страсть к работе могла заставить отца сотрудничать с предателями. Работа была для него всем; ничего другого он не любил. Ничего.
Он лег на спину, сжав голову руками, остановившимся взглядом глядя на полотно потолка, на котором его воображение рисовало картины, видимые ему одному.
Мы плохо знаем близких нам людей. Это распахивает широкие ворота предположениям, даже если речь идет о нашем собственном отце. Этот экзистенциальный вакуум наполняется нашими пожеланиями и сомнениями, нашими мечтами и сожалениями по поводу «отца такого, каким он был» и «отца такого, каким он должен был быть». И хотя мой отец был не таким холодным и отстраненным человеком, как Уортроп-старший, мы с Доктором были братьями в одном: наши отцы не оставили нам ничего, кроме воспоминаний. Огонь украл у меня все зримые приметы отца, оставив лишь его подарок – маленькую шапочку; Алистер Уортроп уничтожил почти все, что могло напомнить или рассказать о нем Пеллинору. Все, что осталось от наших отцов на земле, были мы сами. И когда нас не станет, не станет и их. Мы были скрижалями, на которых была записана их жизнь.
– И больше ничего, – повторил монстролог. – Вообще ничего.
Я сидел у его постели всю ночь. Доктор то дремал, то просыпался, и его силуэт так же размывался у меня перед глазами, как и предыдущей ночью. Ну и, разумеется, стоило только задремать мне, как Доктор вдруг вскочил и закричал:
– Уилл Генри! Уилл Генри, ты что, уснул?!
В голосе его звучала паника. Поэтому я бодро ответил:
– Нет, сэр, я не сплю.
– Жаль, – сказал Доктор, – тебе надо поспать, Уилл Генри. В ближайшие часы нам потребуется