Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники. Ольга Лодыженская
как-то прицепляли их за уголок у ворота, а женщины клали на колени. Около большого стола стоял так называемый закусочный столик. Он был весь уставлен разнообразными нарезанными закусками, рюмками и графинами с вином. Перед тем как сесть за большой стол, мужчины подходили к этому столику, закусывали и выпивали стоя. Причем они обращались к бабушке, которая сидела во главе стола, пили за ее здоровье и спрашивали ее разрешения по «первой и по второй».
– Можно, мама?
– Можно, тетя? – слышалось кругом.
– Можно, можно, – величественно морщилась бабушка. Но я заметила, что все обманывают бабушку и убавляют количество рюмок.
Как я, при всей своей прыткости, не заявила об этом во всеуслышание, не знаю, но однажды все-таки поставила маму в очень неловкое положение во время такого обеда. Все шло, как всегда, чинно. Лакей, в белых перчатках, обносил всех котлетами. Я отодвинула свою тарелку и не дала на нее ничего положить.
– Что ты, Леля, – ласково обратилась ко мне тетя Соня, – ты обязательно должна съесть коклетку. – Она выговаривала это слово по-французски.
– Ваши коклетки, – громко заявила я, – только об стену швырять, вот наша няня делает котлеты – это да!
Мама вся побелела:
– Выйди сейчас же из-за стола.
Я встала с победоносным видом, но, взглянув на маму, поняла, что расплата неизбежна, и заревела. Тут же встала и пошла за мной тетя Соня, предварительно спросив разрешения у бабушки. Она привела меня в какую-то небольшую комнату, заставила что-то съесть и тихо и спокойно объяснила неправильность и грубость моего поступка.
Я очень любила тетю Соню. Мне она казалась необыкновенно доброй, да она такой и была на самом деле. В молодости она отличалась красотой, от женихов отбою не было, но тетя Соня всем отказывала. Говорят, что она любила кого-то, кто не мог быть ее мужем. Но главная причина, по-моему, была другая: она обожала свою мать, бабушку Олю, очень жалела ее, ведь сколько горя выпало на ее долю, и Соня решила себя посвятить ей. Позже, когда я читала «Дворянское гнездо» Тургенева, образ Лизы, который в то время был моим идеалом, отождествлялся у меня с тетей Соней.
Мама долго не могла забыть того стыда, что пережила за меня.
– Надо быть Лодыженскими, – говорила она, – чтобы глазом не моргнуть на твою выходку, как будто ничего не случилось.
Такт и воспитанность были основной чертой этой семьи. У них никто не повышал голоса, никто не позволял себе тыкать прислуге. А прислуга жила у них по двадцать-тридцать лет. Помню горничную, которая жила у них десять лет, и все считали ее новенькой. Жена дяди Гриши, тетя Анюта, была цыганкой из хора. В то время это было модно, аристократы и дворяне женились на простых цыганках. Но что терпела бедная женщина от своей новой родни! Или полный бойкот, или насмешки и упреки. Здесь тетя Анюта была принята в семью на равных правах с мамой и тетей Натулей, женой дяди Володи. Да и она сама умела держать себя так, что ничем не отличалась от них, ни в одежде, ни в разговоре.
Когда