У последней черты. Сергей Афанасьев
Потом, взяв за углы, несильно потряс, чтобы одеяло равномерно разошлось в пододеяльнике. Надел наволочку на подушку. Расправил постель. Нагнулся. Голова неприятно закружилась. Достал из под топчана пакет. Присел на жесткую кровать, под внимательным взглядом старушки напротив, которой не спалось, и которая, тихо постанывая, сидела на своем топчане и в темноте смотрела на вновь прибывшего. Михаил отвернулся от женщины, невольно покосившись вправо. В его ногах лежал мужчина с короткой стрижкой. Шея, грудь и правая рука – в бинтах. Он время от времени стонал, не меняя своего положения.
Спать в эту ночь мне явно не удастся, невесело подумал Михаил, доставая из пакета спортивки и футболку. Переоделся, не обращая внимания на женщину напротив. Засунул пакет обратно под топчан. Поверх пакета сложил аккуратно свернутые рубашку, джинсы и свитер.
Собрался было лечь, но понял, что сначала надо сходить в туалет. Неуверенно, среди топчанов и больных, прошел в конец закутка, озираясь по сторонам. Три двери. Пригляделся в полутьме. На одной – «19». На другой – «Мужской туалет». На третью, естественно, смотреть уже не стал. Прямо возле двери туалета на топчане лежал мужчина. Михаил подивился этому. Открыл дверь – темно внутри, совсем ничего не видно. Тогда он нашел с наружной стороны выключатель. Щелкнул. Тут же вспыхнул яркий свет. Причем – не только внутри, но и снаружи, так как также загорелась и лампочка над дверью. Мужчина на топчане даже не шелохнулся. И не заругался.
Внутри туалет оказался просторным – две комнаты, в каждой по три кабинки, деревянные, на сотый раз перекрашенные зеленой краской, плюс умывальники. В левой, дальней, комнате в углу стояли швабры, а возле окна – тумбочка с трехлитровыми банками, разной степени наполненности – явно с мочей. Форточка была распахнута настежь, и поэтому в туалете было достаточно прохладно. На стекле окна наклеена бумага: «Не курить». Но тем не менее пахло табаком. Кафель на полу явно положен еще при Хрущеве – судя по его внешнему виду и многочисленным сколам. У самого входа – большой черный пластмассовый бак под мусор.
Михаил вошел в ближайшую кабинку. Унитаз был без сидушки. Ясно – придется подстилать туалетную бумагу.
Потом он сполоснул руки в мятой раковине. Потряс их, стряхивая воду – ни бумажных полотенец, ни электросушилок, ничего.
Выходя из туалета, он непроизвольно уткнулся взглядом в лежащего мужчину. Глаза резанули торчащие из под простыни обрубки ног выше колен. Михаил поспешно выключил свет, поразившись, что такого бедолагу положили именно в такое неудобное место.
Вернулся к своему топчану. Присел. Голова кружилась. Под взглядом старушки напротив, очень аккуратно, стараясь не делать резких движений, забрался под одеяло. Лег на спину, держа в уме – ни в коем случае не ложиться на левый бок – мало ли что. Твердое дерево под телом было неприятно. На досках он не спал со времен студенческих походов. Но сейчас ему было так плохо, что он не обращал на это внимания. Михаил постарался уснуть. Но разные мысли одолевали