У последней черты. Сергей Афанасьев
А в конце своего длинного, непонятного монолога Аня вдруг произнесла: Валентина не просто так звонила, – сказала она дрогнувшим голосом. – Юра умер. И Михаил тогда сразу как-то ошалел, словно мгновенно очутился в другом мире – из мира тихой, спокойной и размеренной жизни, в мир где умирают, уходят из жизни навсегда. Как же так? Знал ведь его с детства. Собирались завтра вместе семьями отпраздновать 23-е. И вот отметили… И вот уже его нет. И так рано. Да и моложе он был на два года. Что-то черное и гадкое навалилось тогда на Михаила, и чтобы освободиться от этого, чтобы стало легче, он быстро прошел на кухню, открыл холодильник, торопясь, словно мог не успеть к чему-то, достал бутылку водки, быстро налил сто грамм, пытаясь отогнать то черное, что волной захватывало его, выпил, ничего не почувствовал, налил еще, снова выпил. На этот раз стало полегче. Но ненадолго. И когда снова защемило в груди и глаза вдруг начали мокреть, и дочка девяти лет воскликнула с удивлением: Папа, ты плачешь?! Ты же никогда не плакал!!!; он снова достал из холодильника бутылку водки под испуганный голос ребенка: Папа, не пей больше! – Да вот не получается пока… – только и смог ответить он. Выпил, стараясь не глядеть на дочь. Легче стало только когда бутылка закончилась и он упал на кровать и уснул. А на следующий день – похороны. Приехав в траурный зал (за рулем, естественно, была жена), ни на кого не глядя, не ища глазами знакомых, он сразу прошел к гробу, встал рядом, напротив рыдающей Валентины, долго смотрел на Юрия. И в тот момент вдруг понял – поехать на кладбище он просто не сможет – опускание гроба под землю и стук мерзлой земли по деревянной крышке разорвет его сердце. Так же не сможет присутствовать и на поминках. Он не стал подходить к Валентине – что он мог ей сказать в утешение? Да и самому страшно было. «Поехали домой» – сказал он тогда жене, и она все поняла.
А как приехал, сразу же лег на диван, так как чувствовал себя очень плохо, и даже шевелиться не хотелось. Взял первую попавшуюся книгу, стараясь отвлечься чтением. И каждый час мерил давление. И каждый час оно только неуклонно повышалось, несмотря на постоянный прием лекарств. И когда достигло отметки 220 – ужас прочитал он в глазах своей молодой жены. И сам поневоле почувствовал некоторое беспокойство – что-то было не так… Не совсем хорошо. И оба запаниковали.
Вызвали скорую, которая приехала только через четыре часа, и то только после десятого звонка жены, и ее отчаянного крика в трубку, так поразившего Михаила: «У меня один только муж! Мне страшно!».. И бледное лицо и испуганно-расширенные глаза дочки…
Ну и все остальное…
Вот и сейчас – от воспоминаний у него заломило где-то в глубине грудной клетки, защемило, сдавило виски.
А может, я неправильно поступил? – вдруг подумал он. – Может, наоборот, надо было поехать на кладбище, проводить друга до самого его завершающего конца, накатить там водки, снять все напряжение, заехать в столовую, на поминки, накатить снова… Может, легче бы стало? Ведь не зря же наши далекие предки создали такой обычай. Наверняка он несет в себе целебные свойства –