Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне (сборник). Шарлотт Армстронг
когда Розмари пожелает им воспользоваться. Она именно так это и поняла, и Гибсон всю дорогу размышлял над этим и улыбался своим маленьким хитростям. Его охватила радость, которая по своей природе была близка, если не тождественна, радости создателя. Ничего подобного он в жизни не испытывал.
У Розмари проснулся аппетит. И она ела, чтобы доставить ему удовольствие. Когда Гибсон вернулся с работы, дом, предоставленный заботам миссис Вайолет, сиял, а Розмари отчиталась, сколько съела яиц и тостов и сколько выпила стаканов молока. Он заметил, что она скоро разжиреет, как поросенок, и почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы.
Однажды, пройдя два квартала от остановки автобуса домой, Гибсон заметил, что Розмари сидит на земле у роз в дальнем конце сада. Он свернул и неслышно пошел к ней по траве. Она подняла голову, и он заметил, что у нее измазан в земле нос – испачкала, прикоснувшись пальцами к лицу. Розмари разравнивала и рыхлила почву вокруг розового куста голыми руками.
Земля была сырой и темной. Гибсон присел на корточки полюбоваться работой и наслаждался, повторяя незнакомое слово «пашня». Прекрасное слово! Он сразу понял его смысл.
Розмари сказала, что розы требуют мульчирования, и он узнал, что это такое. Она показала, как осторожно подрезала розовый куст, оставив почки, которые дадут новые ростки. Казалось, Розмари понимала, что требуется растению. И Гибсон подумал, что она испытывает к этому единственному кусту – на большее у нее сил не хватало – почти то же, что он к ней. Но вслух этого не сказал. Когда он помогал ей подняться на ноги, ему показалось, что она распрямилась легко. И это его порадовало.
В субботу утром, когда Гибсон коротал время в своей комнате, он вдруг понял, что слышит, как возится в кухне миссис Вайолет, но она была единственной, чье присутствие в доме он чувствовал. Он по очереди выглядывал из всех окон, пока не увидел Розмари сидящей на заднем дворе с гребнем в руке. Она расчесывала волосы медленными ритмичными движениями и не прекращала этого занятия, пока он наблюдал за ней. Что-то в этой сцене поразило его. Ритм, чувственный ритм, какой-то странный ритуал. Розмари была женщиной. Загадкой. Когда-нибудь наступит момент, и она полностью придет в себя – ведь он намерен сделать все, чтобы помочь ей восстановить здоровье – и вот вопрос: с кем ему предстоит жить в этом доме? Он не знал Розмари, не знал ее сути…
Пол Таунсенд оказался идеальным домовладельцем: общительным, легким в обращении, но не навязчивым. Через три недели, решив, что его жильцы обустроились, он пригласил их на ужин.
Это был первый выход в люди. Розмари надела лучшее платье. Гибсон вслух его безудержно хвалил – бледно-голубое, довольно милое платье. Сам же забеспокоился. И сказал, что, когда она будет в настроении, ей надо будет купить пару новых нарядов. Может, даже три. Розмари спокойно пообещала. Последние дни она соглашалась со всем, что бы он ей ни предлагал. И уже без прежних, вызванных слабостью слез благодарности. Все принимала с изящным достоинством.
Они