Тюремные байки. Фима Жиганец
здесь голимый беспредел (откровенное беззаконие)?! На что Пархом вежливо отвечает при скоплении всего арестантского народа:
– Братва, вы же знаете, я второй срок тяну, и всё – за гоп-стоп (грабёж на испуг). А у «штопорилы» (грабителя) удар должен быть, как кувалдой. Практиковаться нужно, чтобы навыки не потерять. Вот и приходится когда-никогда треснуть кого ненароком. Так что, не в обиду, замнём этот базар чисто по-братски…
«Сегодня я последний раз побрился…»
Остался Васильич на этом свете без родины и флага – проще говоря, один-одинёшенек. В свои пятьдесят шесть лет имеет он за сутулой зэковской спиной семь судимостей по благородным воровским статьям: и по древней 162-й, и по старой 144-й, и по новой 158-й15. Ну, положим, не совсем уж без никому «пассажир»: два старших брательника есть, оба алкаша, один сам недавно с зоны откинулся; да сеструха с племяшами, которой вся её родня по мужской линии давно обрыдла. В общем, хрена лысого кто «дачку»16 бродяге тусанёт17.
Вот и рысачит18 Васильич по зоне с утра до вечера, восьмерики крутит19: где бы чего выкружить20, как бы перекантоваться. Там что-то от чужой посылки отломится, здесь чифирнуть ребята пригласят, тут братва от щедрот подбанчит21 за байку из старой лагерной жизни. Ну, бывает, в нардишки пофартит – на мелочь, конечно, да и то с новичками: битый арестант с Васильичем если и сядет шпилить22, то разве что под Азовский банк23. Потому – что со старика взять: голимый, как бубен24…
Рад бы зэк подработать копейку на «промке»25: не тот уже возраст, чтобы жать на блатную педаль26 (мол, пусть «быки»27 рогами упираются, а я – крадун по жизни). Только ведь сроду ничего тяжелее хрена в руках не держал. Да к тому же производство в колонии еле теплится, классным «пахарям» – и тем работы не хватает.
Вот и приходится Васильичу вертеться, как ужу под вилами. Изворачивайся, а стойку держи. Дашь послабление, заметит по тебе народец, что бедствуешь и мыкаешься, – никто не пожалеет, а наоборот, сходу зачислят в «чертяки»28. И потом, как ластами ни шлёпай, к порядочным арестантам уже не прибьёшься.
У Васильича в последнее время к тому идёт. Ну, прикид29 арестантский пока ещё терпеть можно. Это пусть молодняк блатует и жужжит30 в своих «Адидасах» да «Пумах» (поглядели бы мы, как они в таком наряде лет десять назад в локалке бы появились! Дубаки31 эти костюмчики вместе со шкурой содрали бы…). Старому каторжанину довольно обычной «лагерной тройки»: пайка, майка да фуфайка. Если ты не «чушкарь»32 позорный, арестантскую робу да шкерята33 всегда можешь содержать в аккурате.
Со жрачкой тоже, в принципе, не проблема:
Все перечисленные статьи предусматривают ответственность за кражи: 162-я – по УК РСФСР редакции 1926 года, 144 – УК редакции 1960 года, 158 – новый УК 1997 года.
Дачка – передача.
Тусануть – прислать, передать.
Быть всё время на ногах, не знать покоя и отдыха.
Восьмерики крутить – рыскать в поисках какой-либо выгоды.
Выкружить у кого что – выпросить, выдурить хитростью, выманить, достать.
Подбанчить кого – помочь чем-нибудь безвозмездно, от широты души.
Шпилить – играть.
Под Азовский банк играть (шпилить, катать) – играть без ставок, просто ради того, чтобы провести время.
Голимый, как бубен – нищий, ничего не имеющий за душой.
Промка – производственная зона колонии, где трудятся осуждённые.
Жать на блатную педаль – следовать «законам», понятиям и традициям профессионального уголовного сообщества.
Бык – здесь: добросовестный работяга.
«Чёрт», «чертяка» – на современном арестантском сленге так называют осуждённых, которые ничего не имеют за душой и поэтому не в состоянии как следует следить за собой. Такие люди выглядят неряшливо, быстро опускаются и презираемы в зэковском мире.
Прикид – одежда.
Жужжать – внешне подчёркивать свою принадлежность к «блатному братству», к профессиональным уголовникам.
Дубак – здесь: инспектор по надзору, попросту – надзиратель.
Чушкарь – низшая степень падения «чёрта»: грязный, опустившийся человек, оборванный и вонючий.
Шкерята, шкеры – брюки.