Король нищих. Жюльетта Бенцони
что лицо маркиза исказится, что он, может быть, не сдержит слез, но этого не произошло. К изумлению Мари, взгляд, который Жан д'Отанкур устремил на нее, был спокоен, кроток и светел.
– Вы имеете в виду мадемуазель де Лиль?
– Разумеется. Кого же еще? Я полагаю, вы знаете о случившемся?
– Да. Слух об этом дошел до меня, когда я был на другом конце Франции, но я отказался в него поверить…
– И тем не менее это правда! Сам господин де Бофор сообщил об этом их величествам. Несчастное дитя, жертва негодяя, заплатившего жизнью за свое преступление, покоится в замке Ане. Госпожа герцогиня Вандомская, сейчас она у королевы, вам это подтвердит. В часовне она велела установить плиту с выбитым на ней именем…
Наступила пауза; потом молодой человек произнес негромким голосом:
– Я не задам герцогине этого вопроса, ибо все, что смогут сказать, не поколеблет моей уверенности. Мадемуазель де Лиль, быть может, и умерла, но Сильви – нет.
– Что вы хотите сказать?
– Это трудно объяснить: я просто уверен, что Сильви жива, вот и все!
– Вы хотите сказать, что она живет в вашей душе, как живут в нас все те, кого мы продолжаем любить, но кого унесла смерть?
– Нет. Я ношу ее образ в сердце с того мгновения, как мы впервые обменялись взглядами в парке Фонтенбло; Сильви так тесно связана со мной, что если бы она перестала дышать, если бы ее сердце перестало биться, то мое сердце тоже остановилось бы, и я ощутил бы ее смерть всеми фибрами моей души, как одну из тех губительных ран, из которых вытекает наша кровь…
– Это безумие!
– Нет. Это любовь. Я никого никогда не любил и никого никогда не полюблю, кроме нее, и, поскольку я не видел ее мертвой, буду повторять, что она жива и что однажды я ее найду… Но я задерживаю вас, тогда как ваше присутствие столь драгоценно для ее величества, и тысячу раз прошу у вас за это прощения. Король здесь, как мне сказали, и я прошу у вас милости быть к нему допущенным.
Он ушел, оставив Мари в замешательстве. Но она была восхищена столь беззаветной любовью. Жан д'Отанкур не был пустым мечтателем. Он говорил с такой убежденностью, с такой уверенностью, что Мари чувствовала, как колеблется ее вера в смерть Сильви. Он не предлагал никакого объяснения, не выдвигал никаких доводов: маркиз просто знал, одному Богу известно почему, что Сильви жива, и самое главное заключалось в том, что вопреки всякой логике Мари теперь очень хотелось признать его правоту.
Наутро после этого прекрасного дня в своих апартаментах в Отеле Вандом герцог де Бофор не без грусти прислушивался к неистовому шуму города, охваченного безумным восторгом. Со вчерашнего вечера не переставая звонили колокола. В соборе Богоматери служили торжественный благодарственный молебен. На площадях пускали фейерверки, а на той, что носила имя дофина, музыканты, играющие на гобоях и волынках, давали концерт. По улицам шли процессии аллегорических фигур, которые устраивали цеха ремесленников. Повсюду танцевали, и, поскольку перед всеми особняками аристократов выставили бочки с вином,