Ловушка архимага. Дмитрий Смекалин
В то время как уважающий себя дворянин никогда не торгуется. Торговаться – это значит признать человека, с которым договариваешься, равным себе. Что в сословном обществе невозможно в принципе. Дворянин всегда либо платил, либо назначал свою цену, которую считал справедливой. Если кто-то пытался и после этого с ним торговаться, он мог просто уйти, но чаще бил в рожу. В более простые времена – не снимая латной перчатки.
Представители правящих классов вообще очень легко распускали руки, и держался такой порядок до совсем недавнего времени. В одной из ранних повестей Жоржа Сименона Мегрэ недостаточно вежливо говорит с подозреваемым, за что огребает от того по физиономии. После чего вынужден извиниться, ибо понимает, что сам виноват. Мегрэ хоть и комиссар полиции, но всего лишь плебей, а давший ему в рожу – респектабельный буржуа. Представьте себе такое сейчас! Кстати, дамы от своих мужей в этом смысле не отставали. Для Александра Сергеевича Пушкина поведение матери Татьяны Лариной, которая «служанок била осердясь», интересно только тем, что делала она это, не спросясь у мужа. И даже в семидесятые годы двадцатого века в том же Париже медсестре в больнице вполне могла прилететь пощечина от недовольной старушки-пациентки. Такое поведение уже осуждалось, но понимание тоже вызывало. В их молодости такое было в порядке вещей, а при склерозе рефлексы зачастую играют большую роль, чем разум.
Ладно, я отвлекся. Но твердо решил, что если этот хмырь и дальше станет возражать, дам ему пинка. Точнее, приложу «воздушной стеной», например, закину его в бассейн.
Но не пришлось. Этот мужчина непонятной для меня профессии (надо бы спросить какой) ловко подхватил монетку и подобрался, полностью сменив манеру поведения с нагловатой на корректную. Не подобострастно-лакейскую, а именно корректную, с чувством собственного достоинства, но и с уважением (или опаской?) к подошедшему молодому дворянину-магу, то есть ко мне. Даже нецензурные словечки из речи исчезли, правда, заменились паузами, как будто он проговаривал слова про себя, но не произносил вслух.
– Сейчас… господин… хороший, детишки мои… спустятся, помогут… вещи наверх поднять.
Идея мне сразу не понравилась. Ценностей у меня с собой довольно много, а в процессе переноски моих вещей их наверняка проверят. Хотя бы просто из любопытства. Даже если люди здесь вполне себе честные, не надо их вводить в соблазн, а вид этого дядьки и так доверия не вызывал.
– Нет, – сказал ему, – корабли мимо, как я заметил, проходят довольно часто, только поднимемся, сразу же вниз бежать придется. Да и разгружать повозку лень, еле уместил все. Я бы предпочел ее целиком на корабль доставить.
В ответ получил недоуменный взгляд. Достаточно выразительный. Не понял? Похоже, не понял не только он меня, но и я – его. Хотя, мне кажется, мои желания предельно ясны. Лодка? Вон она – на берегу валяется. Здоровая такая лодка, намного больше тех, на которых в зонах отдыха катаются по прудам на Земле. Наверное, такие шлюпками называются. Впрочем, не знаю. Я ни как Дима Бершов, ни как Бриан Стонберг