Узник в маске. Жюльетта Бенцони
определенно были заняты подготовкой к какому-то празднеству, о котором еще никто не проговорился: накануне вечером парк был совершенно пуст и безлюден. Разочарованная и немного раздосадованная, Сильви уже готова была вернуться во дворец, когда у нее за спиной раздался мужской голос:
– Умоляю, госпожа, сохраните тайну еще два-три часа!
Низкий, теплый голос кольнул ее, как стрела. Она обернулась и увидела его. Из-за шелковой накидки, в которую она завернулась, чтобы уберечься от утренней влаги и прохлады, она осталась неузнанной. Теперь они стояли лицом к лицу, застыв от неожиданности, не находя слов, не смея шелохнуться. Зато живы были их сердца, тянувшиеся друг к другу, и глаза, проникавшие глубже самого пылкого поцелуя, загоревшиеся радостью, над которой ни он, ни она не были властны.
Впрочем, радость Сильви быстро сменилась ужасом. Ее охватило желание броситься бежать, но он удержал ее, схватив за край накидки.
– Прошу тебя, Сильви, ради памяти о прошлом подари мне хотя бы краткий миг, который нам по божьей милости дозволено провести вдали от любопытных глаз!
– Божья милость? Не слишком ли высокопарное высказывание применительно к простой случайности?
– Случайность, о которой ты, видимо, сожалеешь…
– Я только что изменила клятве, которую дала твоей жертве: больше никогда в жизни с тобой не встречаться. Разве этого не достаточно?
– Нет, ты несправедлива. Когда двое сходятся и обнажают друг против друга шпаги, то шансы их равны. Кровь за кровь, жизнь за жизнь! Если один из них падет замертво, то его так же неверно называть жертвой, как и его соперника – палачом.
– Тем не менее он пал от твоей руки.
– Я этого не хотел. В этом заключалась разница между нами: он дрался с намерением меня убить, я – нет.
– Ты так в этом уверен?
– Уверен, говорю совершенно искренне! Мы с ним были равны в искусстве фехтования, просто мне не хотелось умирать. Возможно, я оборонялся с излишней яростью. Я уже давно пришел к заключению, что лучше бы смерть принял я, а не он: лучше и для меня, и для тебя… Моя тень была бы счастливее меня живого: она обитала бы вблизи тебя все эти нескончаемые годы, на протяжении которых ты не покидала своих земель. Как же они меня измучили!
– Глядя на тебя, с этим нелегко согласиться, – заметила Сильви с оттенком горечи, не ускользнувшей от Франсуа.
– Перестань! Или ты будешь утверждать, что я не изменился?
Утверждать это значило бы грешить против истины, но перемены пошли ему на пользу: он стал еще неотразимее. Его волосы, некогда светлые и очень длинные, потемнели и уже серебрились на висках. Теперь он подстригал их на уровне плеч и отбрасывал назад, открывая полное энергии лицо с резкими чертами, обнаруживавшее ныне гораздо больше сходства с Сезаром Вандомским, его отцом. Прежний молодой северный бог уступил место просто зрелому Франсуа де Бофору, и это произошло даже к его выгоде: его фигура приобрела основательность, он великолепно смотрелся в своем серебристо-сером