Лиговский пейзаж с пепелищем. Паулина делает первый шаг. Марек Корнов
Кирова и чувствовала, как сжимается от страха сердце. Почему ее потащили в Смольный? Доставка задержанного в эпицентр власти – это было очень, очень плохо. Паулина сжала зубы и пообещала себе бороться до последнего.
Глава 5
Перед самым Смольным машины разъехались. Кабриолет Кирова пошел вперед, а Паулину подвезли к черному ходу. Помощник Кирова молча открыл перед ней дверцу и помог выбраться из машины. Она чувствовала, что он готов броситься на нее при любом неверном движении, и злилась – на него, на Кирова, на себя.
Они прошли по пустым грязноватым коридорам, где, кроме охраны, не было никого. Паулину подвели к ничем не примечательной двери и велели ждать. Внутри был только стол с яркой лампой и несколько стульев. Типичная допросная, – в этом смысле, владения Кирова не сильно отличались от их Кингисеппского отделения.
Паулина готова была ждать несколько суток, но Киров пришел почти сразу. Он был один, и Паулина, вопреки здравому смыслу, немного приободрилась.
– Чем вы докажете, что вы действительно Паулина Ивановна Онуфриева, капитан Кингисеппского отделения милиции? – без обиняков спросил он, усаживаясь за стол напротив. Лампой в глаза светить не стал, на том спасибо.
– Документами, – буркнула Паулина. – А еще мой муж, которого вы знаете, мог бы подтвердить, что это действительно я. Если бы не пропал.
– Ваш муж? – равнодушно переспросил Киров, но под этим равнодушием что-то пряталось. Он явно побуждал ее говорить, проговориться, выдать себя.
– Мой муж, Дмитрий Владимирович Онуфриев. С которым вы, Сергей Миронович, работали в одной типографии еще в 1915 году.
– Каков он из себя? – продолжал расспрашивать Киров.
– Высокий, худощавый, уже седой, тогда был черный. Глаза карие, левый глаз чуть меньше правого. Картавит, но это почти незаметно. Шрам через правую щеку к уху. Но шрам вы, наверное, не видели. Дима его три года назад получил.
– Может, и не видел, – пробурчал Киров, думая о чем-то своем. С минуту он пристально смотрел на Паулину.
– В чем меня обвиняют, Сергей Миронович? – не выдержала Паулина. – Я уже объяснила, что оказалась на месте перестрелки случайно, и помогла в задержании бандитов! Я их одна положила! В чем, Боже мой, меня можно продолжать подозревать?!
– Ну, как в чем, – вдруг нехорошо улыбнулся Киров. – Если вы действительно милиционер, то должны сходу такие расклады понимать. Вы дождались, пока ваши сообщники донесут мешки с награбленным до подъезда, после чего перестреляли их, чтобы не делиться.
Он вытянул ноги и замолчал, выжидающе глядя на Паулину. Нужно было срочно найти какие-то убийственные аргументы своей правоты, защищаться, сражаться, что-то быстро придумать, но Паулина ничего этого не могла из-за подкатившей к горлу ярости. С ней иногда такое случалось. Сквозь броню холодности, которую она успешно носила на себе вот уже больше десяти лет, иногда прорывалась истинная ее натура, разрушая все на своем пути.
На глаза