Лиговский пейзаж с пепелищем. Паулина делает первый шаг. Марек Корнов
та, сдирая с швабры мокрую тряпку и погружая ее в ведро.
От нелепости этого предположения Паулина даже фыркнула, хоть и не до смеха ей было сейчас.
– Он меня на двадцать лет старше!
Поломойка разогнулась, убирая локтем прядь, выбившуюся из-под косынки.
– И чо? Ты на себя давно в зеркало смотрелась? Тощая, черная, смолишь, вон, не переставая.
– Что ты городишь? – возмутилась Паулина. – Мой свои полы!
– Да я-то мою, – пожала плечами баба, снова принимаясь за дело. – Только тебе тоже хватит тут топтаться. Если убег, не вернется.
Паулина почувствовала гнев. Ей захотелось достать наган и как следует вмазать поломойке рукояткой между глаз. «Какие они тут смелые!», – громко возмущалась часть ее. Громко – чтобы заглушить второй голосок, тоненько повторяющий в голове: « А вдруг… правда?».
Паулина стиснула зубы и, не глядя больше на настырную бабу, натянула шинель. Не зная, что ей делать дальше, вышла на улицу. Согбенный гардеробщик проводил Паулину взглядом. Ушла, слава те, Господи. Три часа над душой стояла, курва милицейская.
Осмотревшись напоследок вокруг, все ли в порядке, гардеробщик подбрел в каптерку к своей мамаше, приехавшей недавно из деревни. Мамаша жила тут на птичьих правах, поэтому, когда была не нужна, отсиживалась в каптерке, подальше от глаз начальства.
Она уже ждала его, накрыв худо-бедно стол. Гардеробщик схватил бутерброд с вкусной заграничной колбасой из буфета, хлебнул чая из жестяной кружки и почувствовал, как по каждой жилке побежала нега. Наконец-то можно расслабиться. Он устало закрыл глаза, и тут же распахнул во всю ширь, зацепив взглядом неладное.
– Откуда это?! – рявкнул он, ткнув пальцем в шинель с третьей пуговицей, пришитой красными нитками, которая скромно лежала в углу.
Мамаша вздрогнула, испугавшись.
– Так… петелька на ней оторвалась. Я как раз пришивала, когда эта чернявая стала про нее спрашивать. Ну, я и смекнула, что не просто так мужик-то ее пропал. Не вернется, поди, уже.
Она погладила шинель рукой.
– Дорогого сукна вещь. На целую свинью сменять можно!
Гардеробщик испугался.
– Да ты что, мать, умом совсем повредилась? Как бы на хороший срок её сменять не пришлось. Мужик тот – чин милицейский из Кингисеппа.
– Так забрали чина-то твоего. На кой ляд ему теперь шинель?
– Забрали? Ты сама его видела?
Старуха пожала плечами.
– Его, не его. А видела из-за угла – ведут кого-то.
Гардеробщик нахмурился.
– А что не сказала-то сразу? Ладно… Знаешь, что. Спрячь-ка её получше и забудь. Они теперь тут рыть будут месяц, а может и больше. Неизвестно, кого уводили, – может, и не того, чья шинель. Мы люди маленькие, нам главное подальше держаться.
Мамаша, вытаращив глаза, закивала и мелко закрестилась. Немного погодя, она замотала шинель в тряпки, чтобы завтра с утра ее вынести и продать по-тихому на рынке.
Глава 3
Паулина