Вселенная «Мастера и Маргариты». Книга 1. Фима Жиганец
в наследство это государство… Поэтому каждый… кто стремится к отделению от него отдельной части и национальности, он враг, заклятый враг государства, народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, был бы он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью».
В этом смысле старая большевистская гвардия с её ненавистью к царскому режиму и его истории, с проповедью оголтелого интернационализма и разрушения государственности Сталина никак не удовлетворяла. Здесь, помимо всего прочего, следует искать и корни политических репрессий второй половины 30-х годов. Очень метко заметил по этому поводу Лев Копелев в своих воспоминаниях «И сотворил себе кумира»:
«Нам доказывали наши вожди и наставники, пылкие ораторы, талантливые писатели…, что старые большевики, бывшие друзья самого Ленина, из-за властолюбия или из корысти стали предателями, вдохновителями и участниками гнусных злодеяний. А ведь они когда-то были революционерами, создавали советское государство…
Что мы могли этому противопоставить? Чем подкрепить пошатнувшиеся вчерашние идеалы?
Нам предложили позавчерашние – Родина и народ.
И мы благодарно воспринимали обновлённые идеалы патриотизма. Но вместе с ними принимали и старых и новейших идолов великодержавия, исповедовали изуверский культ непогрешимого вождя (взамен "помазанника") – со всеми его варварскими, византийскими и азиатскими ритуалами, и слепо доверяли его опричникам».
То же подтверждает в книге «Укрощение искусств» Ю.Елагин. Он пишет, что поворот на идеологическом фронте «был действительно очень крут, и приспособиться к нему было нелегко для тех, кто был воспитан на старых классических принципах интернационального коммунизма. Новое же иногда было диаметрально противоположно старому. Это был национализм, реабилитация если не всего, то многого из исторического прошлого народа, утверждение откровенного духа диктатуры… Требовалась немалая ловкость, чтобы эти новые установки втиснуть в марксистские и ленинские концепции. И их кромсали, извращали, переворачивали наизнанку, но всё-таки втискивали».
В рамках укрепления государственности развернулась борьба и за укрепление морали, изрядно расшатанной весёлыми революционерами первого послеоктябрьского десятилетия. В 20-е годы в Стране Советов проповедовалось «уничтожение старой морали», предрекалось крушение традиционной семьи, пропагандировались свободные половые отношения (знаменитая «теория стакана воды» А. Коллонтай: вступить в половую связь с первым попавшимся партнёром для «утоления половой жажды» так же естественно, как выпить стакан воды). Но уже в 1936 году эмигрант-философ Г. Федотов в статье «Сталинократия» заявил, что в России завершена контрреволюция, проводимая сверху. Он назвал эту контрреволюцию «бытовой и вместе с тем духовной, идеологической».
Бытовая контрреволюция, по мнению Федотова, нашла выражение в запрещении абортов, утверждении культа семьи и нового