Любить Пабло, ненавидеть Эскобара. Вирхиния Вальехо
крестьян старшего поколения всего американского континента. Они напевают его на ухо резвым гнедым кобылкам, когда хотят забыть обо всем на свете, дать себе волю и пуститься вскачь через равнины в надежде, что лошадь разделит с ними их безумие.
Когда любовь приходит так внезапно,
Что ты даже не успеваешь этого понять,
Трава зеленеет, цветы расцветают
И рвутся путы.
Когда любовь приходит так внезапно,
В том нет твоей вины.
Любовь неподвластна
Календарям и расписаниям,
Когда сливаются желания.
Коня отпускают на волю,
Потому что он измучен и стар,
Но не понимают
Что, если снять путы с сердца,
Оно несется вскачь,
Как обезумевший конь.
И если ему навстречу
Выйдет резвая гнедая кобылица,
Он весь задрожит,
И не остановят его
Ни окрик, ни узда,
Ни кнут.
Мало вольных часов у коня,
И время не тратя зря,
Утром рано рысцой
Он спешит к той лошадке гнедой,
Что его поманила шутя.
Молодой жеребец не спешит,
У него впереди вся жизнь,
А старый конь не откажется от цветка,
Что ему подарили,
Ведь, когда закончится эта жизнь,
Другой не будет.
Голос певца и ритмичные кадансы, исполненные народной мудрости, растворяются в окружающем нас воздухе, насыщенном обещаниями.
Я настолько счастлива и полна новыми впечатлениями, что мне не приходит в голову спросить имя или род занятий нашего патрона.
«Вот таков, должно быть, хозяин всего этого великолепия, старый конь, не теряющий времени, прожженный старый политикан, лопающийся от денег, владелец множества стад, мнящий себя королем среди своих вассалов», – говорю я, склоняя голову на плечо Анибала, этого дородного гедониста, чья любовь к приключениям не покидала его до самой смерти. Она добралась до него всего лишь за несколько недель до того, как я собралась с силами, чтобы писать эту историю, сплетенную из мгновений, затерявшихся в закоулках моей памяти, и наполненную мифами и монстрами, которым лучше бы никогда не возрождаться к жизни.
Хозяйский дом был огромен, но, к немалому нашему удивлению, лишен предметов роскоши, обязательных для традиционных крупных поместий Колумбии. Отсутствовали семейная часовня, манеж, теннисный корт, загон для лошадей. Нам не удалось увидеть ни одной породистой собаки, ни одной пары английских сапог для верховой езды. Не было там ни старинных украшений, ни картин XVIII, XIX и XX веков с изображениями мадонн и святых, ни резных позолоченных фризов, ни деревянных колонн, ни покрытых глазурью фигурок с изображением святого семейства, доставшихся от предков. А где же старинные сундуки, обитые железом и персидские ковры всех цветов и размеров? Где расписанный вручную французский фарфор и вышитые монахинями скатерти? Где же, на худой конец, розы и орхидеи – гордость