Жернова. 1918–1953. Книга одиннадцатая. За огненным валом. Виктор Мануйлов
аптекарей, ювелиров, часовщиков, торговцев – не самых богатых людей этого городка, но и не самых бедных. А после революции владельцы этих домов стали комиссарами, чекистами, представителями советской власти – первейшими людьми, от которых зависела жизнь и благополучие всех остальных жителей. Разве что отец Вениамина, Соломон Атлас, не изменил своей профессии парикмахера. И не потому, что так уж любил эту профессию. Нет, совсем по-другому поводу.
– И куда они лезут? – ворчал он, брея или подстригая очередного клиента, в основном из евреев же. – Вот за это нас и не любят, что мы в каждой стране, где находим приют, лезем своим длинным еврейским носом в чужие дела. Сказано же у Екклесиаста: «Смотри на действование бога: ибо кто может выпрямить то, что он сделал кривым?» И еще: «Кто любит серебро, тот не насытится серебром; кто любит богатство, тому нет пользы от того; кто любит власть, тот будет унижен».
– Про власть у Екклесиаста ничего не сказано, – поправит какой-нибудь знаток Талмуда.
– Ну и что? – удивится Соломон. – Это только глупый считает, что если в книге мудрости что-то говорится про палку, то имеется в виду только палка, а не полено. А если про камень, то только такой, какой помещается в руку, но не про больший. Мудрому человеку пристало видеть шире того, что сказано.
Однако воздержание не помогло Соломону: часто сменяющиеся власти, набеги на город всевозможных банд, которые с особым старанием перетряхивали дома евреев, уверенные, что уж у кого-кого, а у них всегда найдется чем поживиться, уравнивали между собой всех: и тех, кто лез во власть, с теми, кто стоял в стороне. У Соломона поживиться было нечем, разве что его дочерьми шестнадцати, четырнадцати и тринадцати лет. Да только хитрый Соломон так вымазывал своих детей какой-то дрянью, что от одного вида их и запаха у бандитов перекашивало рожи. И все-таки старшую, Дору, однажды схватили на улице, и увезли неизвестно куда. Вернулась она через две недели, ободранная, как курица, едва прикрытая какой-то мешковиной, и вся в синяках, похожая на старуху с остановившимся взором. И пошла по рукам: то ли понравилось ей это, то ли умом тронулась. В конце концов, нашли ее в овраге с перерезанным горлом. Первой, не выдержав позора и горя, умерла мать, и без того болезненная женщина, а через два года, когда гражданская война закончилась и в стране все начало успокаиваться, отправился вслед за женой и Соломон. Попечение над сиротами взял на себя его брат, Иосиф Атлас. Девочек выдали замуж, мальчиков пристроили учиться ремеслу.
В начале двадцатых, окончив девятилетку, Вениамин уехал в Ростов, поступил в педагогическое училище, но проучился в нем всего лишь год: был по комсомольской путевке направлен на работу в милицию. Так с тех пор и не снимает с себя свою черную милицейскую форму.
Атлас медленно приблизился к тому месту, где стоял дом, в котором он вырос. Дома не было. Подсвечивая фонариком, он обошел пустырь, покрытый засохшими кустиками полыни и лебеды, то и дело спотыкаясь о торчащие из земли пеньки и черные головешки. Странно, но он почему-то уже давно готовил себя исподволь к тому, что найдет на этом