Жернова. 1918–1953. Книга двенадцатая. После урагана. Виктор Мануйлов
льдистые глаза, точно перед ним сидел сам Хрущев. – А чуть что – жалобы на всякие нехватки и недостатки. Хрущев только и знает, что из России жилы тянуть, а чтобы мозгами пошевелить, так этого нет. Свил себе гнездо из подхалимов и мздоимцев и панствует в своем Киеве, как тот напольный гетман. Дай волю – к полякам перекинется.
– Ты это зря, Николай, – поддержал Жданова Алексей Александрович Кузнецов, худощавый, прямой, решительный. – Недостатки есть у всех. Восстановление страны – дело огромное, не все поддается точному учету. А то, что он болеет за Украину… нам бы так болеть за свою Россию.
– Так он ведет себя по отношению к остальной части СССР как иностранец, точно не является членом Политбюро наравне со всеми. Местничество – вот как это называется, и я ему об этом так и сказал.
– И зря сказал: нам в нашем деле нужны союзники, а врагов мы и так наживем, – спокойно увещевал Кузнецов.
– Ну, Алексей, избави бог нас от таких союзников, а от врагов своих мы и сами избавимся, – проворчал Вознесенский.
– И все-таки, Николай, – снова заговорил Жданов, – характер у тебя слишком горячий – умерить надо. В своем Госплане – это одно дело, а за его пределами… Врагов нам лишних не надо: Берия с Маленковым только и ждут, чтобы очернить нас в глазах Сталина и свалить. А на тебя слишком многие жалуются: и груб, и заносчив, и высокомерен…
– Так, Андрей Александрович, как же не будешь грубым, если дурак на дураке сидит и дураком погоняет! Ты ему талдычишь одно, а он смотрит на тебя, как баран на новые ворота, и в глазах ни одной мыслишки. Практически мне одному приходится отдуваться за весь Госплан. Даже простую статистическую сводку не могут составить. Насовали ко мне папенькиных сынков и дочек, у них на уме одни развлечения да тряпки, а мне с ними работать приходится – тут завоешь, не то что закричишь. И выгнать нельзя – вот что меня особенно бесит.
– Все равно – надо держаться. Мы такое дело начинаем, сорваться можно на мелочах. Ты думаешь, зря они так взъелись на нас из-за журналов «Звезда» и «Ленинград»? Нет, не зря. Сталин сейчас больше занят внешней политикой, ему всякая склока в партийных верхах – нож по сердцу: чуть что, на Западе орут, что у нас все разваливается, что мы не способны накормить свой народ, дать ему свободу и прочая чепуха. И требуют, чтобы мы разрешили нашим евреям эмигрировать в любую западную страну. А наши жиды только того и ждут, изнутри ковыряют, любой прыщик готовы превратить в раковую опухоль. Вот и пришлось на пленуме выкручиваться, бить себя в грудь. Выкрутились. Но второй раз может и не удастся. По ниточке ходим…
– Да я понимаю. Но и меня понять надо, – с досадой отмахнулся Вознесенский.
– Мы-то тебя понимаем, но и ты должен проникнуться ситуацией и попридержать свой характер, – заключил Жданов. Затем спросил у Кузнецова: – Алексей, про Жукова ходят всякие сплетни: что там правда, а что ложь? Что твои подопечные тебе докладывают?
Они сидели в беседке, окруженной со всех сторон кустами сирени и жасмина, и всякий раз замолкали, когда к беседке подходила