Черная стезя. Михаил Александрович Каюрин
по-взрослому ответила Васса.
– Врёшь ты всё, – со злостью сказал Ваня, – разговариваешь со мной, как с маленьким. Я знаю, что никакая это не ошибка, и никто нашего отца оправдывать не будет. Его посадили за веру в Бога, от которого он не захотел отречься. Раньше попов сажали, да расстреливали, теперь вот принялись за верующих. Я сам однажды слышал, как мама уговаривала отца не посещать церковь, говорила, что иначе могут посадить. Он не послушал маму, вот его и посадили.
Ваня больше не убегал вперёд, они пошли все вместе, но остаток дороги до школы никто из них не проронил больше ни слова.
Евдокия, проводив детей в школу, принялась за мытьё посуды. Миски были собраны детьми в стопочку и поставлены на маленький столик у жестяной раковины с рукомойником. Разбирая посуду и погружая её в тазик с нагретой водой, Евдокия без труда определила, из какой миски ел Ваня. В его чашках и тарелках никогда не оставалось остатков пищи, всё затиралось последним кусочком хлеба.
Прошло три года с тех пор, как безжалостный голод в этих краях с неохотой отпустил людей. Евдокия уже давно не ломала голову, чем накормить вечно голодных Вассу и Ваню. Сейчас с питанием у них было сравнительно благополучно, но у Вани до сих пор сохранился оценочный взор на количество пищи. Вот и сегодня она уловила взгляд сына, когда он заглянул в тарелки сестёр, сравнивая их кусочки масла со своим. Сделал он это не из зависти и жадности голодного человека, а по привычке, совершенно машинально. Посмотрел так, как смотрел в голодное время на свой пай, сравнивая его с другими. Пай этот был настолько скудным в то время, что в глаза бросался каждый недостающий грамм, каждая неучтённая кроха при делёжке. Евдокия вспомнила тот ужасный голод, когда истощённые люди падали посреди дороги и умирали на глазах.
…Весной 1932 года, когда закончилась заготовка леса на Дальнем Тырыме, ссыльных расселили по всему району, разлучив подружившиеся семьи. Их почему-то больше не квартировали под одной крышей, а развезли по разным посёлкам, расположенных на большом удалении друг от друга.
Для Марка Стешко постоянным местом жительства стал посёлок Восход, что в пяти километрах от железнодорожной станции Утёс.
Семья Стешко была фактически брошена на произвол судьбы. Представители НКВД здесь не появлялись, никто ссыльными не интересовался. Посёлок оказался очень маленьким, работы в нём не было вообще. Местные жители существовали за счёт своих огородов, да заработков одного из членов семьи где-нибудь на шахте в Гремячинске или на одном из предприятий Чусового. У семейства Стешко такой возможности не имелось. Их поселили в полупустом бараке, где проживали несколько русских семей, раскулаченных ещё в 1929 году и высланных сюда откуда-то из-под Воронежа. Земельного участка не было, переезжать в другое место запрещалось.
Помыкавшись до осени в поисках хоть какой-нибудь работы, истратив последние деньги на пропитание, Марк решил сбежать из посёлка в город.
Ему повезло, удалось устроиться работать на угольную биржу в пригороде Чусового. Он загружал в печь дрова, обжигал их, приготавливая