Делать детей с французом. Дарья Мийе
судьба их была одинаково грустна: вернувшись из подвальной ссылки, они сделались суррогатами мебели.
Из Рубиной и Улицкой мы сложили ножки стола.
Из серии пособий «Как ничего не делать и иметь много денег» соорудили диванчик.
Из томов Манна, Маркеса и Уайльдера получились добротные табуреты.
Аннами-Гавальдами и Амели-Нотомб в мягкой обложке огородили спальные места.
Уэльбек и Акунин обозначили прикроватные тумбочки.
Кьяра построила себе собственное кресло из собственной же библиотеки. Это было очень пёстрое кресло, как в смысле цветов, так и в смысле жанров.
Мы не хотели заниматься обустройством квартиры, пока не поймём, что из содержимого сингапурских коробок пережило транспортировку. Ведь объединив мой опыт журналиста-путешественника и Гийомов – студента-кочевника, в девять картонных кубов мы умудрились уложить резной журнальный столик, сдутые кожаные пуфики и пару складных бамбуковых кресел, не говоря уж о нескольких наборах столовых приборов с этническими орнаментами… Но весь этот любовно утрамбованный сингапурский период застрял где-то между Европой и Азией.
***
Я сидела на кровати Готье, который любезно разрешил нам первое время после переезда пользоваться его обустроенной жилплощадью, чайником и интернетом, и строчила электронные письма в надежде вызволить наш груз. Или хотя бы определить его местоположение. Формулами изощренной вежливости, угрозами физической расправы и обещаниями закрыть ещё неоткрытое уголовное дело я добилась сотового номера директора транспортной компании, которой этот груз был доверен. У компании были замечательные рекомендации – два года назад она в целости и сохранности доставила из Сингапура в Вену груз племянника Гийомова коллеги. По неизученным законам поруки на неё переносились характеристики племянника, сумевшего накопить на собственную жилплощадь в австрийской столице, и коллеги, у которого кабинет цвёл и благоухал от пышущих здоровьем интерьерных растений. «У него «зелёная рука», – с уважением говорил Гийом, намекая на то, что в нашей квартире бесславно гибнут даже неприхотливые юкки. Но сейчас я никак не могу вспомнить, почему же мы доверились этой «зелёной руке» в совершенно неэкологичном деле трансконтинентальной перевозки?..
– В Париже, да что вы говорите! Я четвёртый – четвёртый, понимаете?! – день хожу в чужой одежде? – кричала я в трубку, мысленно добавляя евроценты к ближайшему счету Готье за телефонную связь.
– Э-э, мэдэм, это всё французская таможня, – шепелявил с другого конца директор на спринглише.
– С какой стати таможня роется в моих вещах?! – возмущалась я.
В трубке послышался стрекот клавиш.
– У вас там какой-то рог… Или бивень. Заподозрили контрабанду. Французы очень подозрительны.
– Бивень, бивень… А-а, сувенир из Камбоджи!