17 левых сапог. Вацлав Вацлавович Михальский
прищурившись, отчужденно глядя ему в лицо.
– Я?! – Адам настолько оторопел от этого вопроса, что даже и не знал, что ответить, но, точно почувствовав, уловив ход мыслей профессора, сказал то, что Николаю Артемовичу было приятно, потому что совпадало с его решением.
– Живое о живом, – сказал Адам, – живое о живом должно думать, а я что…
– А ты что? Помер, что ли? Живой труп, что ли? – резко перебил его профессор. – Тебе сейчас самый раз бабку найти! Вон хоть та, что внизу стоит нянька, чем плохая? – Голос Николая Артемовича становился все веселее. – Хочешь – мигом сосватаю! А там, на тебя глядя, и я, может быть… А?
Совсем развеселившись, Николай Артемович налил еще. Адам молча улыбался, ему было и неловко за себя, и радостно за Николая Артемовича. «Вот он и отмяк уже, а то ходил черный весь после того, как жена умерла, а теперь отошел. Жениться, ей-богу, жениться надумал. Ну и хорошо! Живое – о живом. Парень он крепкий», – как о сыне, подумал Адам о своем покровителе.
– Это ему об этом не надо думать! – вдруг указав поднятой рюмкой на скелет высокого мужчины, стоявший в стеклянном шкафу, сказал Николай Артемович, дружески подмигнув Адаму. – Ровесник твой, между прочим. Ну, за твой день рождения! За твое здоровье!
Адаму стало не по себе от этого жеста профессора. Он еще раз взглянул на скелет в шкафу, который прежде не замечал, и снова предчувствие чего-то дурного и неизбежного взяло его за горло, стеснило грудь. Четвертую рюмку он выпил с трудом, против своего желания.
Неожиданно резко зазвонил телефон. Профессор снял трубку.
– Слушаю. Я… Конечно. Для тебя всегда свободен. Да. Жду. Встретить? Ты здесь? Хорошо. – Николай Артемович положил трубку. – Не придется нам с тобой посидеть: сейчас ко мне один человек придет, не обессудь. – Он встал и своей легкой юношеской походкой прошелся по кабинету. – Ты червей подкопай. В воскресенье обязательно пойдем на рыбалку, обязательно. Ну, а сейчас иди, не обессудь – занят буду.
В дверь стукнули, и порог кабинета переступила высокая молодая женщина. Сердце Адама тяжело ухнуло: «Лиза? Может, с внучкой что?» Поймав на себе недоуменный взгляд ее черных блестящих глаз, Адам почувствовал, что тревога его о внучке напрасна, что другая забота привела в этот кабинет его дочь. Громко стуча колодяжкой, забыв попрощаться, Адам вышел, спустился на больничное крыльцо.
Вот и снова он увиделся с дочерью, с дочерью, которая не подозревала о том, что он ее отец, для которой он был чужой и нелепый больничный сторож.
XIV
Ровно год тому назад он встретил их. Го д тому назад, в одно воскресное утро августа, Адам ехал в трамвае. На остановке у базара вошло много пассажиров и среди них молодая чернобровая женщина с тяжелой прической туго заплетенных русых кос. Адам встрепенулся. Вот женщина, пройдя по трамваю, поравнялась с ним, остановилась. «Господи, маманя, чистая маманя!» – подумал Адам, всматриваясь в лицо женщины. Ровный, чуточку вздернутый нос, резко очерченный яркий рот и большие, в черном венчике ресниц, лучистые глаза – родное лицо,