Колокольный звон. Повесть. Елизавета Лютова
учителя.
Василиса Алексеевна была ясноглазой, светловолосой, средних лет дамой в бело-голубых, золотисто-персиковых, искусно повязанных на шее полупрозрачных шалях, в парчовых костюмах с греческими волнами, словно сошедшая с полотен Боровиковского или прибывшая из какой-то сказки.
Вера удивлялась, как эту чудесную даму угораздило оказаться в столь скверном месте – в этой школе-темнице с тусклыми коридорами, тошнотворно, до слёз в глазах, смердящей столовкой, пыльными окнами, замусоренными лестничными пролётами, постоянным шумом, визгом и матерными выкриками.
Василиса Алексеевна представлялась Вере волшебницей, а её аккуратный, тихий, светло-голубой кабинет, обставленный стеклянными полками с красочными книжными корешками и цветами в горшках – чудесной лабораторией, откуда на переменах выгонялись все ученики с объяснением: «Вы отдыхаете после урока, и мне надо отдохнуть от вас».
А Вере думалось, что Василиса Алексеевна на переменах не отдыхает, а листает в своей лаборатории волшебные книги, вырезает магические жезлы и, может быть даже, выпускает из рукавов лебедей.
VIII
В то же самое время, когда начала преподавать русский язык и литературу Василиса Алексеевна, пришёл в класс и он – бледный, худой, черноволосый, с кристально-чистыми, серебристо-аквамариновыми глазами, и не кукольными, а человеческими.
Вера, когда увидела его на линейке первого сентября, подумала, что он тонкостью и хрупкостью конечностей похож на фарфорового юношу из композиционной статуэтки «кадриль», что стоит на бабушкином серванте.
Серебристый несмелый взгляд на какую-то долю секунды соприкоснулся с янтарно-карим, упрямым взором стоящей среди одноклассниц Веры.
Вера чуть вздрогнула и тут же уставилась себе под ноги – она почему-то не выдержала кристальный отсвет этого взгляда.
Одноклассники, конечно, сразу почуяли, что нет на новичке нитей невидимого кукловода, и – набросились на него, как обычно бросались на Веру во время очередного действия бессмысленной постановки.
Это действие, когда хохочущие человекоподобные куклы с жутковато-тупыми физиономиями потешались над человеком, выглядело так – они обступали его кольцом плотно и тесно, чтобы он не мог выбраться, и каждая кукла старалась ударить его кулаком или ногой.
Вера, правда, всегда вырывалась, отбивалась и выскакивала из кольца – или же прижималась спиной к стене, чтоб куклы не могли бить сзади и чтоб наносить ответные удары, хоть и с частыми промахами.
А новичок не мог вырваться из кольца распалённых, взбешённых кукол, поэтому они, шалея от ощущения дурной силы, которой, дёргая петлю, наделял их невидимка-кукловод, ударяли его до тех пор, пока им это не надоедало.
Он выходил из их круга, и от него почти осязаемо веяло страданием – оно скрывалось в горестной мимике тёмных складок его свитера, свободно повисавшего на хрупком, тощем теле, в разболтанных, грустно