Его величество. Владимир Васильев
и не говорил, что тебе надо ехать прямо сейчас, – улыбнулся Николай Павлович. – Сейчас ты поедешь от матушки в свой дворец, а вечером мы посоветуемся, как будем поступать далее.
– Но сначала мы отобедаем у меня, – властным голосом сказала Мария Федоровна, давая понять, что и дальнейшие действия великих князей будет определять она.
Шум разговоров толпившихся в коридоре царедворцев был настолько многоголосый, что проникал в малый зал, куда Мария Федоровна вышла проводить сыновей. Заслышав рокот голосов за стенкой, она поморщилась, покачала головой, но, ничего не сказав, удалилась в комнату.
Братья появились в коридоре, и голоса смолкли. Но сотни глаз продолжали смотреть на них, кто с укоризной, кто с любопытством, а кто и со страхом, провожая великих князей до лестницы. В воздухе жило нечто торжественно-беспокойное. Люди говорили вполголоса, вид у них был напряженный, сосредоточенный, стесненный. Попав навстречу великим князьям, они торопливо отходили в сторону, прижимались к стене, стараясь тут же стать незаметными.
– Зачем ты это сделал? – сказал Михаил Павлович, когда они оказались на Дворцовой площади.
Николай выдержал взгляд брата и твердо ответил:
– Михайло! Пойми меня, пожалуйста. Я поступил по справедливости.
– О какой справедливости ты говоришь, брат? Тебе же были известны акты покойного государя и отречение цесаревича. Почему не обнародовали их? Ты должен был настоять. Что теперь будет при второй присяге в отмену прежней, и как Бог поможет все это кончить? – Михаил Павлович, верный своей манере, выговаривал отрывисто резко, хотя лицо его выражало страдание.
«Тебя здесь не было. Я очень жалел об этом, – с обидой подумал Николай Павлович. – Я был один среди них. Они настаивали на принятии присяги. Я знал, генерал-губернатор Милорадович и командующий гвардейским корпусом Воинов выражают не только свою волю, но и желание других генералов. Сколько их, мне и сейчас не известно. Но все они настроены против меня. Они меня не любят».
Он знал, скажи сейчас это Михаилу, брат немедленно бросится на поиски Милорадовича, Воинова и выговорит им все с присущей ему прямотой. А сказать хотелось. Михаил был единственным человеком, которому он доверял все свои тайны. Но сегодня Николай Павлович не мог так поступить. На кону стояло слишком многое – целостность и спокойствие империи.
– Обстоятельства требовали присягнуть Константину. Я ему письмо написал, все в нем объяснил. Обратился, как к государю, – сказал, немного помедлив, он.
– Ты сам своей поспешностью создал сложную ситуацию. Все знают, что брат Константин остался между нами старший: народ всякий день слышал в церквях его имя первым вслед за государем и императрицами, и еще с титулом цесаревича, и все издавна привыкли считать его законным наследником, – взволнованно проговорил Михаил, хотел что-то еще сказать, но потом, покачав головой, спросил: – Так что же ты намерен делать?
– При тебе я перед матушкой настаивал, что от Константина Павловича требуется манифест