Четвертая дверь. Поль Альтер
вда, только слепой не заметил бы, что Элизабет покорила и его.
– Я тебя не отвлекаю, Джеймс? – спросила она. Ее рука застыла над дверной ручкой.
– Конечно, нет, – многозначительно вздохнул я, не отрывая глаз от книги.
Элизабет села на мою кровать, склонив голову и нервно переплетя пальцы. Она немного помолчала, а затем подняла на меня большие карие глаза.
– Джеймс, нам нужно поговорить.
– Да?
– Да. О Генри.
Я знал, что последует дальше: мне жизненно необходимо будет выступить посредником между двумя людьми, слишком гордыми или слишком застенчивыми, чтобы обнажить свои чувства.
Элизабет вырвала книгу у меня из рук и резко повысила голос:
– Ты будешь слушать, Джеймс?
Пораженный такой внезапной переменой тона, я посмотрел на нее, попутно зажигая сигарету. Впрочем, мысли мои занимало лишь то, как бы выпустить идеально круглое кольцо дыма. В детстве я больше всего любил выводить сестру из себя, сохраняя равнодушие, когда она находилась на взводе. Расчет состоял в том, что Элизабет от гнева сама накрутит себя до бешенства. Стыдно признаться, но сноровка у меня еще сохранилась. Впрочем, в этот раз, не желая выслушивать очередную истерику, я смягчился.
– Слушаю внимательно.
– В общем, Генри. Он…
– Генри, – с понимающим видом повторил я. На ее лице промелькнуло удивление. – Одну минуту.
Я встал, шагнул к книжному шкафу, вытащил оттуда увесистую энциклопедию и, положив ее на колени, серьезно заявил:
– Раз уж эта тема вызывает такой интерес, я взял на себя труд написать скромненькую восьмисотстраничную монографию. Вот первый том…
Еще чуть-чуть – и сестра задохнулась бы от ярости. Я перехватил ее только у двери. Окончательно Элизабет успокоилась минут через пять.
– Ладно, продолжай, старший брат не бросит тебя в беде. – Старше ее, надо сказать, я был всего на год, но прозвучало эффектно.
Она набрала в грудь воздуха и выпалила:
– Я люблю Генри.
– Очень хорошо. Скажи что-нибудь поновее.
– Генри тоже любит меня.
– И про это я в курсе.
– Но он слишком застенчив, чтобы открыться.
– Просто подожди немного. Вот увидишь, пройдет время, и…
– Мне как-то неудобно делать первый шаг. Да и не в моих это правилах. Разве я похожа на..?
– «Ах, он примет меня за одну из тех девиц, которые…» Давай не будем уходить в такие дебри.
Наступила тишина. Элизабет яростно потерла глаза.
– Три дня назад я действительно думала, что он наконец-то поцелует меня. Мы брели по тропинке к лесу. Стало темнеть, и я пожаловалась ему на холод. Генри приобнял меня за плечи, повернулся и – клянусь, Джеймс, – чуть не поцеловал! Причем он очень хотел – его выдал взгляд. Но что же учудил Генри? Нагнулся, поднял откуда-то с земли старую бечевку и сказал: «Элизабет, смотри фокус!» И завязал дюжину узлов.
– А потом?
– Потом, – продолжила она, еле сдерживая слезы, – он снял туфли и…
– И?
– Снял носки.
– Элизабет, даже не продолжай, я догадаюсь сам. Генри развязал узлы пальцами ног!
– Именно, – простонала сестра. – Он даже не прикоснулся ко мне!
Я не смог сдержать улыбку:
– Старина Генри весь к твоим услугам!
– Не смешно.
– Да ладно, сестренка, как ты не понимаешь? Он ведь пытался развлечь тебя, даже – осмелюсь сказать – очаровать. Это у него манера такая…
– Я бы предпочла, чтобы он просто меня поцеловал, – скорчила она гримасу.
Удивительный парень наш Генри. Он показал, насколько отличается от остальных еще при рождении, появившись на свет преждевременно и поменяв тем самым планы всей семьи. Однако его мама души в нем не чаяла, и, купаясь в ее щедрой любви, заботе и внимании, мальчик в мгновение ока превратился в крепкого, непоседливого юношу с неуемной энергией. Его страстью стали цирк и акробатика, и, несмотря на запрет, наложенный отцом, известным писателем, Генри частенько бегал к местному шапито и бесился с труппой. Он и там продемонстрировал недюжинный талант жонглера, акробата, ловкача и фокусника. По прошествии нескольких лет его родители, наконец, смирились с неизбежным, и с того момента каждые долгие каникулы Генри исчезал из дома на несколько недель и колесил по городам вместе с цирком. Там он зарабатывал себе на карманные расходы, хотя отец великодушно выделял ему неплохое пособие, но главным для моего друга было – и остается по сей день – страстное, почти патологическое, желание везде стать первым. Развязывание узлов ногами – в этом весь Генри.
Изо всех сил сдерживая смех, я успокоил сестру:
– Подожди до следующего раза. Он просто прикрывает робость, пытается поразить тебя своими талантами.
– Я верю. Только настроение у меня испорчено до сих пор.