Четвертая дверь. Поль Альтер
здание с остроконечной крышей скрывала внушительная изгородь, а по стенам вилась грязноватая мантия плюща. Единственной усладой для глаз служила великолепная плакучая ива. Она смягчала тревоги куда больше, чем богатое разнообразие тисов, сосен и других хвойных деревьев по другую сторону дома, в ветвях которых мрачно завывал ветер. Тягостное впечатление от этого зловещего участка ощущалось почти физически, и моя сестра со свойственным лишь ей воображением окрестила его «Грозовой Перевал». Само здание в одночасье приобрело дурную репутацию за год или два до начала Второй мировой войны. Джону тогда еще не исполнилось двенадцать.
Его отец, Виктор Дарнли, управлял собственной фабрикой, и жизнь у них текла как по маслу: дело процветало, а в семье царили мир и согласие. Виктор очень гордился сыном и женой, приятной, скромной женщиной, которую в нашей деревне уважали все. Однажды, вернувшись октябрьским вечером из Лондона, Дарнли-старший застал свое жилище в необычайной тишине. Отсутствие Джона удивления не вызвало: он иногда заигрывался у друзей, однако супруга в такой час почти всегда находилась дома. Виктор поспрашивал соседей, но женщину никто не видел, и к тому времени, когда он нашел сына и вернулся к себе, стояла уже глубокая ночь. Он обыскал дом самостоятельно. Одна комната на верхнем этаже, переделанная под кладовку, была заперта изнутри. Охваченный ужасом, Виктор взломал дверь. Картину, представшую перед его глазами, он так никогда и не смог забыть. Жена лежала на полу в огромной темной луже. Пальцы правой руки сжимали кухонный нож, на обоих запястьях кровоточили раны. Все ее тело будто изрезал мясник. Поскольку засов на двери задвинули, а окно заперли изнутри, единственным объяснением могло служить самоубийство. Но какое самоубийство!
Возможно, у миссис Дарнли случилось помутнение рассудка, внезапный и крайне жестокий приступ. Ни одна душа, включая ее мужа и сына, не смогла придумать хоть сколь-нибудь рациональное объяснение ее поступку. И, как ни прискорбно, с того дня Виктор Дарнли впал в глубокую депрессию. Молчаливый от природы, он превратился в совершенного затворника, у которого оставалось немного сил лишь на уход за садом и домашнее хозяйство. Бизнес стремительно пришел в упадок, и единственным выходом стала сдача дома внаем. Виктор с сыном переселились на первый этаж, а два верхних заняли квартиранты. С последними, впрочем, дела тоже складывались не лучшим образом. Первые двое жильцов без предупреждений и объяснений съехали через полгода. Затем наступила война, и здание отошло под нужды армии, что, конечно же, повлекло за собой вечную беготню взад-вперед. Когда, наконец, на землю пришел мир, Виктор вновь сдал верхние этажи, на сей раз молодоженам, с восхищением мечтавшим устроить там семейное гнездышко. Но и их счастье долго не продлилось: новоиспеченная супруга быстро угодила в больницу с нервным срывом и отказалась возвращаться в дом. Туда заселялись и другие пары, но ни одна из них надолго не задерживалась. Причины отъезда оказывались на удивление схожими: подозрительная атмосфера, туманные предчувствия, возрастающее напряжение и – не в последнюю очередь – странные