Девушка в цепях. Марина Эльденберт
дыхание. Мое – участившееся, и его: сильное, глубокое, ровное. Обжигающее шею, скользящее по коже, играющее выбившейся из прически прядью.
– Во снах можно себе позволить многое. Гораздо больше, чем наяву. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить.
Сон?
Сумасшествие какое-то! Мне не может такое сниться!
– В безумии есть своя прелесть.
От прикосновения трости к губам по телу прошла дрожь. Холодный, скользящий, металлический узор, повторяющий контур моего рта. Дикое, сумасшедшее желание почувствовать его губы на своих обожгло лицо краской, щедро плеснувшей на щеки.
Я не должна такого думать, и хотеть этого тоже не должна.
Я шла сюда, чтобы найти Ирвина, чтобы все ему объяснить…
– Знаете, моя маленькая Шарлотта, даже для столь очаровательной девушки вы слишком любвеобильны.
Звенящие сталью интонации обожгли сильнее смысла сказанных слов.
– Вы… – вспыхнула я. – Не смейте называть меня так! Не смейте меня…
– Смею. Могу. Буду. – Насмешливый голос на миг изменился, становясь низким и тягучим, как патока. Мелодичным, словно треск из него выплеснулся за один вздох. – Буду называть тебя, как захочу. Буду говорить все, что пожелаю. Буду делать с тобой все, что пожелаю…
Пальцы на моих запястьях шевельнулись, и правое кольнуло тонкой, тянущей болью.
– И когда пожелаю.
Дернулась, но тщетно: невидимые цепи не стали легче. Набалдашник скользнул вдоль линии декольте, под тонкое кружево, по ставшей безумно чувствительной коже.
– А-ах-хх… – С губ помимо воли сорвался стон.
– Какая же ты чувствительная, Шарлотта… – Этот голос действительно был безумным. – Шарлотта…
А еще голодным. Жадным.
Он пробовал мое имя на вкус, и меня тоже: жесткие губы коснулись бешено бьющейся жилки на шее. Платье сползло к ногам, словно шнуровка на спине распустилась сама собой. Трость скользнула по груди, заставляя задыхаться от странного, неведомого доселе чувства. Чувства столь же постыдного, сколь и желанного: податься вперед, вжимаясь в холодный резной узор. Обнаженными плечами, всем телом чувствуя грубую ткань пальто или плотный шелк жилета. Позволяя ему делать все, что он пожелает.
Прямо сейчас.
Прикосновение пальцев к губам: горячих, по-мужски сильных, заставило приоткрыть рот. Раскрытая ладонь скользнула по шее, потянула за волосы, и шпильки посыпались вниз. Так легко, словно их вытянули заранее. Пряди рассыпались по обнаженной спине небрежной лаской. С губ вместе с дыханием снова сорвался стон.
Как хорошо, как сладко, как…
Грохот и лязг ворвались в сознание, заставив подскочить на кровати. Покрывала сбились, оказавшись чуть ли не в ногах, волосы разметались по плечам. Щеки пылали, я вся пылала как Иньфайский маяк, почти не чувствуя отрезвляющего холода. Грудь тяжело вздымалась, под тонкой сорочкой отчетливо выделялись напряженные соски. Сердце колотилось как сумасшедшее, облегающая ткань ощущалась каждым дюймом горящей кожи. Так же отчетливо, как помнила его прикосновения, слышала шорох падающих