45-я параллель. Полина Жеребцова
Анна тряслась, плакала и курила.
Я утешала ее как могла и неожиданно вспомнила слова Донжуана-Кирилла: «Редактора мы все равно уберем!»
Анна рассказала, что в соседнем городе орудовала группа студентов: они нападали на прохожих, но не забирали мобильные телефоны, кошельки или сумки. Их интересовали только карманные деньги. При этом главным для преступников было убийство. Они убили тринадцать человек – пенсионеров и подростков. Свои действия бандиты называли забавой. Их общий «заработок» составил всего лишь тысячу рублей. Они лишали людей жизни ради игры. Анна заинтересовалась этим делом, однако расследование пришлось прекратить: один убийца оказался сыном местного банкира. Ее предупредили, что убьют.
Я слушала Анну в кабинете, где перегорела лампочка и водоэмульсионная краска бахромой отслаивалась от бетонных стен. Свет проникал сюда только из коридора.
Внезапно забежала женщина-завхоз:
– Кто-то проник в кабинет директора!
На ее крик из других помещений выбежали сотрудники, заохали от возмущения, а Донжуан-Кирилл громко сообщил, что он этого не делал. Хотя в прошлый раз я видела у него «потайной ключ», открывающий все двери в редакции.
Стало очевидно, что мои попытки связать себя с миром журналистики обречены на провал.
Из Грозного так и не прислали документы. Я звонила туда ежедневно, а проректор бубнил в трубку:
– Ничего не отдам! Я русским не помогаю! Бросайте учебу!
В родной город мы решили не возвращаться.
В Ставропольском университете я посещала лекции. В высотном здании, где они проводились, лифт был сломан. От тахикардии я задыхалась, мне приходилось останавливаться на каждом лестничном пролете и отдыхать. Посещение университета было лишь самоутешением, потому что без документов принять решение о моем зачислении ректор не мог.
Анна, выслушав меня, заплакала еще громче.
Обратно я возвращалась два часа пешком. Не имея доходов, брошенные государством, в отсутствие пенсий и пособий, мы после пережитого ада на чеченских войнах были предоставлены сами себе.
Мама вместе со мной посетила миграционную службу. Размер помощи составил сто рублей или три доллара. Деньги сотрудники миграционной службы нам пообещали, но не отдали, благополучно сунув сто рублей в собственный карман.
Если бы нас признали вынужденными переселенцами, то поставили бы в очередь на общежитие. Но нас честно предупредили:
– Не признаем! Не положено сейчас упоминать о Чечне.
Умирающие люди, как долгое эхо войны, приходили во сне и звали меня по имени. Нужно было жить дальше без реабилитации и психологической помощи, самой создавать методику для тех, кто страдает посттравматическим синдромом. Пока я размышляла над этим, в доме раздался звонок.
– Я договорилась, – затарахтел старческий голос, – вы должны пойти к Понтию Пилату!
– Зачем? – удивилась я. – Иисус как-то сходил и ничего хорошего из этого не вышло!
– Тьфу ты! – спохватилась тетя Юлия. – Забыла сказать, это прозвище