В поисках шестого океана. Понять поведение подростка, найти себя и поверить в любовь. Роман. Светлана Нилова
мне красивейший браслет из пеньки. Его украшали подвески из ракушек, кораллов и жемчужинок. Позже, уже на Аляске, она сделала мне такие же бусы.
На островах Французской Полинезии у нас было много радостных встреч. Я совсем не помнила Полинезию, но чувствовала, что действительно родилась там: все знакомые мамы и папы смотрели на меня с нескрываемым любопытством. А одна толстая туземка прослезилась умиленно и попыталась меня обнять. Я ускользнула от неё и спряталась за маму.
– Прости, Туа, – засмеялась мама. – Софи у нас совсем дикая.
Я недовольно поджала губы. Мне было досадно: меня называли Дикаркой не только в Нью-Йорке, в центре цивилизации, но и здесь, на островах, на краю света. И теперь дикаркой меня считают полуголые люди, которые и мороженое никогда, наверное, не видели!
Там, на островах, я, наконец, начала рисовать и другими мелками. Случилось это потому, что как-то неожиданно синий мелок закончился. Точнее на последнем штрихе последней картинки он рассыпался у меня в пальцах в синюю пыль. Пока я судорожно соображала, как и куда собрать эту драгоценную пыльцу (ведь стоит её смочить – получится хотя бы голубая краска), налетел порыв ветра, в носу у меня защекотало, и я громко чихнула, развеивая драгоценный порошок по ветру. Мама видела мою беду, но только покачала головой:
– Здесь нет магазинов, солнышко. Придется тебе потерпеть…
Я честно терпела дня два. Потом на плече одной девушки увидела красивый узор и решила его скопировать в свою тетрадочку. Коричневый мелок вполне подошел. Потом этим же мелком я нарисовала, как танцуют девушки у костра и сам костер с красноватыми языками пламени. И желтые отблески пламени на их телах. Черноту ночи я обозначила переплетающимися и наползающими друг на друга тенями. Папе так понравилась картинка, что он повесил её в кают-компании. Но очень скоро её увидела пришедшая к нам в гости Туа. Она всплеснула руками:
– Наша Софи будет настоящей художницей!
Меня не задело слово «наша». Я уже привыкла, что почти все на этом острове считают меня своей.
Туа уговаривала папу отдать ей рисунок. Папа не хотел отдавать.
– Софи только-только начала рисовать разными цветами. Это как, если бы она ползала и вдруг стала ходить. Это переломный момент. Прогресс. Нет, не могу, Туа, он слишком мне дорог.
Мне вдруг стало очень жалко большую добрую туземку. Я открепила рисунок от стены.
– Возьми, Туа. Это тебе будет на память обо мне.
Потом я повернулась к папе:
– Не сердись, папочка, я нарисую тебе ещё. Я теперь научилась. У меня же… прогресс?
С тех пор мои мелки стали расходоваться равномерно. Ну, более равномерно, чем раньше. Хотя синий цвет так и остался моим любимым на всю жизнь.
А ещё я очень подружилась с Туа. Я называла её бабушка Туа, потому что других бабушек у меня всё равно не было. Оказывается, именно она принимала меня при рождении