Сказки о правде. Наталья Комлева
меня». Ну, жду я, где велено, выходит он в подклет и, вижу, несёт что-то, в платок завёрнутое. Да тяжёлое, видно. Спустились мы в подземелье, идём, а он и говорит мне: «Сейчас дойдёшь до пруда, да возле выхода монету вот эту брось. Да потопчись там как следует, чтоб следов поболе было, и снаружи тоже. Потом вернёшься, у леса выйдешь, я там буду – что тебе дам, то…
Терентий замялся, потом продолжал:
– То, говорит, снесёшь на Шуралку к Айлыпу. А я, говорит, с Шайтанки-то туда и проеду. А ты меня на Зюзином болоте жди, в Зюзиной, значит, избушке. Не развалилась ещё, поди. Так велел. Ну, я сделал, как велено, потом он приехал да и сказал, чтобы я Айлыпа-то… ну…
– Погоди-погоди, – сказал Гаврила. – Не видал ты, что ли, что нёс?
– Почему не видал? Видал. Как не посмотреть? Да и не заповедал мне Акинфий не трогать поклажу-то. Блюдо это и было. И знаки алтайские там на нём. Тяжёлое блюдо, глубокое, хорошее. Как чаша большая.
Гаврила прошёлся по горнице.
– Ты, Теря, всё мне говоришь, да не всё. Зачем и о чём Акинфий с Беэром шептался? Раз про разговор знаешь, так знаешь, и о чём он был. Ну?
Вздохнул Терентий.
– Акинфий ему сказал, что на блюдо это золотое такое волхвованье можно навести, чтобы золото всегда в руки к тебе шло и никогда не переводилось. Что он и шамана башкирского знает, который волхвованье сделать может, и что сделает это шаман им обоим, а заплатить ему надо всего червонец золотой. Вера, дескать, у башкирцев и алтайцев одна, потому это блюдо алтайского могильного золота не к русской бабке-ведунье, а непременно к башкирскому шаману следует снести. А самому Беэру к шаману ходить не надо. Только блюдо нужно да вещь какую-нибудь с тела – хоть шейный платок или чулок, например. Беэр ему блюдо-то и отдал, а наутро, как договорились, сказал, что покрадено блюдо.
– Значит, Акинфий себе хотел блюдо оставить. А что Айлып так шаманить может, про то я знаю. Хозяин сам так-то два раза шаманил, хотел всё здешнее золото к себе приманить, да не вышло, вишь, ничего. Помаленьку ему золото открывается, всё сразу в руки не идёт. А теперь и Акинфий восхотел Полозом быть.
– А я так думаю, Ганя, что не о золоте они оба стараются, – твёрдо, с убеждением сказал Терентий.
– Акинфий с Беэром?
Терентий оглянулся. Прошептал:
– Демидыч. А Акинфий вызнал как-то. Либо, может, ему старик сам сказал.
– Про что сказал-то?
– Про то, Ганя, я сам не знаю, и тебе знать не советую. Догадываться только можно, да ведь догадки догадками… Сам ты говоришь, что старик два раза шаманил, да не вышло, вот он третий-то раз и не стал. А Акинфий в тайности от отца с третьим-то блюдом сам решил заняться. А Айлыпа убил… то есть… ну, стало быть…
– Ну, стало быть, ты его по Акинфиеву приказу убил, чтобы Беэр про блюдо не спрашивал: украл, дескать, башкирец, прельстился, да и был таков. Чум не тронут, ничего не взято… Сегодня, видать, и поедут