Вершители. Часть 1. Посох Велеса. Евгения Кретова
буркнула она, и будто вспомнив о замершем в нескольких шагах от нее Шкоде, бросила ему: – Так где ты, говоришь, нашел-то ее?
– В «Столбах». Там, на территории, развалины есть. Частью затоплены, частью разрушены. Вот, там и нашел. А что это?
– Посох мой…
– ЧЕ? – Шкода вытянул шею. – Че вы несете-то?
Бабка привстала и направилась к выходу.
– Эй, посох оставьте! Он мой! Я его нашел! – старуха, не спеша, прошла через комнату. При последних словах замерла. – Хоть денег за него заплатите! По всему ж видно, старинная вещь!
Бабка обернулась. Горло Шкоды опять перехватило, дышать стало трудно. Он схватился за спинку кресла.
– Деньги любишь, – голос старухи шелестел.
– Кто ж их не любит! – прохрипел, едва переводя дух, Шкода.
Старуха повернулась к нему, оперлась на трость, указала на него посохом:
– А на службу ко мне пойдешь? Я хорошо заплачу.
Дышать стало легче. Словно отпустило его что-то неведомое.
– А че-ж не послужить, если заплатите. Че делать-то надо…
Старуха прищурилась:
– А то же, что и всегда: копать, где велю. Делать, что скажу. Пойдешь?
И Шкода согласился. Бабке очень посох какой-то нужен был, не тот, что он под Красноярском нашел. Другой.
Вчера, перед походом к тетке-искусствоведу она позвонила ему, сказала, что тоже приехала в Красноярск.
– Поддержу тебя, дружок, – сказала голосом, от которого у Шкоды все обмерло внутри.
И сейчас он ждал старуху Ирмину в ее покоях. Пришел с отчетом.
«Бабка все напутала», – пульсировало в висках. – «Посоха по тому адресу нет, они все там перевернули. Тетка-искусствовед исчезла. Доча ее суматошная вообще – финиш – растаяла на глазах. Вот просто как стояла посреди кухни в своем отстойном свитере, так и пропала».
Бабка после его сумбурного рассказа ушла, недовольная, а ему оставалось только ждать.
Он встал, походил по комнате. Десять шагов туда-обратно.
Снова сел.
Не выдержал, встал, и открыл окно.
В тесную комнатку ворвался ароматный морозный воздух, разбавив жгучей свежестью дурноту и поднял настроение. Он дышал, наслаждаясь прохладой, как вдруг, будто прямо из-под земли выросла рядом с ним старуха Ирмина, аж черная от злости. Она оттолкнула его, и, с треском захлопнув оконную раму прямо перед его носом, зло на него глянула:
– Я тебе ЧТО сказала делать? – недобро шипела она. – Сидеть и ждать! – еще минута, и, Шкоде так показалось, бабка его ухватом по башке, и в печь на растопку забросит.
Но та пошамкала беззубым ртом, сверля его жуткими бесцветными глазами-бусинками, и пошла к своему креслу.
«Ведьма старая!» – про себя подумал Шкода.
Бабка будто его услышала. Резко обернулась, из-за чего черты ее лица на мгновение будто смазало гигантским ластиком, они стерлись и потемнели. Старуха пронзительно и зло на него взглянула.
– Че? – вырвалось у Шкоды. В глазах помутнело, к горлу подступил тошнотворно-горький комок, обжег гортань.
Ирмина