Проданная деревня (сборник). Борис Можаев
прикроюсь от ископыти.
Эй, царя возили!
И – гайда! Только нас и видели.
По петухам определялись… Первые петухи в Брёхове кричат, вторых настигали в Богоявленском, а третьих, рассветных, в Тиханове. Тридцать пять верст за час пролетали. До Богоявленского перевоза цугом едем – дорога узкая, переметы… А как за реку выедем – впристяжку, и по накатной столбовой… Только стаканчики на столбах мелькают.
Однажды из-за этих коней попал я в переделку. Вызывают меня после посевной в район. Куда семена дел? Почему изреженные всходы? Так и далее… Уполминзаг приезжал ко мне и навонял. Энтот был обособленный, никому не подчинялся. И силу большую имел, захочет – все выгребет, до зернышка. Шныряет, бывало, по сусекам, а ты ходишь за ним и молчишь.
Ну, ладно. Оделся я чистенько: сапожки хромовые, китель из желтой чесучи, шляпу соломенную набекрень. Полетели!
Доезжаем до перевоза – стоп! Шофер знакомый с Выселок.
– Ты куда?
– В район.
– И я в район.
Стакнулись мы с ним. Он вынул поллитровку.
– Давай, – говорит, – для начала эту распечатаем да речной водичкой запьем, освежимся. А уж в районе подкрепимся по-настоящему.
Раздавили мы эту бутылку на троих, я и говорю Сашке:
– Ну, чего ты в Тиханово поедешь? Оставайся с конями здесь, а я в кабине проедусь.
Сели мы в машину – поехали. Вот тебе до Свистунова не дотянули – стоп наша машина. Раза три выстрельнула, будто наклестка треснула на телеге, и остановилась. Что такое?
– Это, – говорит, – свеча подгорела. Сейчас сообразим.
Открыл мой шофер капот, уткнулся в мотор, как в колодец – один зад наружу – и притих. Уж я ждал, ждал, – а он все не шевелится.
– Да ты что, в самом деле, смеешься надо мной? Я на совещание тороплюсь, а ты меня фотографировать? Некогда мне на твою сиделку любоваться.
– Сейчас, сейчас…
Тут он забегал вокруг машины; забежит спереди – посмотрит, посмотрит, хлопнет по ляжкам руками, как кочет крыльями, назад побежит – опять смотрит.
– Ну, что такое?
– Не могу, – говорит, – определить.
Потом успокоился, сел в кабину и эдак, даже с радостью, говорит:
– Уяснил наконец.
– Ну?
– Бензин весь кончился.
Брат родной! Куда мне деваться? Назад бежать, к лошадям – и за час не добежишь. Вперед идти – пятнадцать километров – до обеда не дотопаешь. А совещание уже открылось по времени.
– Ну, – говорю, – душегубец ты проклятый! Что ты таперика мне присоветуешь?
– У меня травка в кузове. Ложись, Афанасеич. Попутная машина пойдет – я тебя крикну. А я, – говорит, – за рулем, вздремну. Дело привычное.
Какое тут спать! Я как представлю заседание бюро районного комитета и выступление товарища Мотякова, нашего докладчика, – у меня прямо вши от страха мрут. Но что делать?
Встал, как суслик, возле дороги, стою – жду. Впору хоть засвистеть от досады. И вот – катит грузовик. В кабине рядом с шофером женщина, а в кузове стол и корова. Останавливаю:
– Дайте