Низушка айсберга. Мария Фомальгаут
правда что, размахался тут, аки рыцарь. Вместо этого огрызаюсь:
– И порезал бы, и чего?
– Ты чего, чокнутый вообще? Не понимаешь?
Ухожу. Молча. Проклинаю себя, что ухожу, даже не спрашиваю, а что такое…
Черт…
Хватаюсь за колючую проволоку, раздираю руку в кровь.
Черт.
Это ничего.
Только бы с Юлькой ничего не случилось.
А с ней не случится.
Я верю.
Здесь мне только и остается, что верить.
– Норму хлеба урезали, слыхал?
Смотрю на Светку, не понимаю, не верю, куда еще урезать-то.
– Кончай шутить уже, петросянша чертова…
– Да серьезно говорю тебе, резанули сегодня.
– Охренеть не встать. А жить как теперь?
Светка подмигивает.
– Ничего, худее будем.
Хочу ответить – куда уж худее, не отвечаю.
Провожаю Светку до её клетушки, уже который вечер провожаю, когда она, наконец, поймет, что неспроста я это делаю…
Светка придвигается ко мне, говорит шепотом:
– Ты чего Юльку-то обидел?
– Это кто вообще?
– Кто, кто, будто сам не знаешь… чуть копьем её не пырнул.
– Ну и пырнул бы, и чего? Подумаешь, принцесса. Чего, особенная, что ли, какая?
Светка смотрит на меня. Нехорошо смотрит.
– Ты вообще идиот или как?
– Да что с ней не так?
– Что, что, будто сам не знаешь…
Должна же кончиться эта чертова стена…
Обязана. Видели же мы, что стена не бесконечная. Днем видели. А ночью она, может, бесконечной становится. Мало ли какую стену выдумают на границе Конфедерации.
Камни шуршат под ногами, предательски осыпаются. Хочу окликнуть Юльку, как она там. Не окликаю. Нельзя не то, что кричать – дышать нельзя, чтобы не услышали на охране.
Поэтому мы и поползли через стену здесь, где стена выше всего.
Там, где пониже, там охраны до фига.
– И чего… часто бывает гемилия эта?
– Гемофилия, идиотище.
– Да какая разница… первый раз слышу вообще.
Светка морщится.
– У девчонок её вообще не бывает, понимаешь ты? Юлька в этом плане у нас вообще уникум. Её тут все берегут… как хрустальную. А ты…
Капитулирующе поднимаю руки.
– Ну, прости, прости…
– Чего прости, это ты у неё прощения просить будешь, понял, да?
– Буду, буду…
Хочу добавить, что еще перед ней на колени встану, не добавляю.
Стена не кончается.
Она и не собирается кончаться. Стена. Уже понимаю, что она никогда не кончится, то есть, совсем, и плевать, что так не бывает, все бывает, здесь по ночам все случается.
Стена ощеривается мне навстречу колючей проволокой.
Осторожно окликаю.
– Юлька…
– Тихо ты, идиотина!
– Сама тихо!
Егоза впивается в ладонь, больно, сильно, до крови. Осторожно высвобождаю руку, карабкаюсь дальше, приказываю себе не чувствовать боли, некогда забинтовать ладонь, все