Кольца Джудекки. Вера Евгеньевна Огнева
работой владеешь?
– Врач.
– Лекарь, что ли?
– Можно и так.
– Имеешь ли при себе разные инструменты: ножи, пилы, щипцы, корпию? Имеешь ли травы, коренья, и иные лекарские ингредиенты?
На Илью уже некоторое время, против воли и всякого здравого смысла, накатывала истерическая веселость. Кое-как сдерживаясь, он выдавил:
– Имею авторучку, чтобы записать диагноз и назначения.
– Пиши, – прогудел бас, – лекарь из поздних. Ничего не умеет кроме как, слова писать.
Эпохальный, можно сказать, приговор. Или приговор эпохе? Как посмотреть.
– По истечении карантинного срока, предлагаю, направить проявленца санитаром в больничный барак, – визгнуло слева.
– Сколь раз повторять: не барак, а лекарня.
– У нас демократия! Каждый имеет право голоса и право, называть вещи своими именами.
– Своими, а не твоими. Уймись, не то…
– Не имеешь права! Я – должность выборная!
–До-олжность! Вы-ыборная! – передразнил председатель.
– Гражданин Алмазов… – заикнулся было левый заседатель.
– Вот ему и пожалуюсь. Один ты, что ли, доносы строчить умеешь!
– Недонесение с моей стороны, должно караться по статье.
– Ну – все! Допек! Я те щас и язык твой поганый, и рученьки шаловливые повыдергаю!
– Предлагаю закончить совещанию. – Бас из всех оказался самой цельной натурой. – Вечерять пора.
– Ужинать, – поправил Визгливый.
– Чего? – взревел Бас. В полумраке обозначилось могучее движение. Обладатель внушительного голоса, мало, стол не своротил. И быть бы расправе, но поняв, что таки зарвался, левый заседатель метнулся к выходу. Тьма на миг озарилась дверным проемом. Остальная комиссия покинула зал заседаний чинно и неспешно. В помещении остались только узники-карантинники, да урковатый страж по ту сторону решетки.
Сон навалился сразу и беспросветно. Замотанное, изумленное до помешательства, сознание просто выключилось, милостиво отсекая Илью, от случившейся с ним действительности. Только сполз по стене на корточки и – мрак.
Но и пробуждение наступило мгновенно. Недалеко у стены, в самом углу взахлеб кашляли. В сторону Ильи пополз характерный запашок. И тут же сработал, въевшийся в подкорку, врачебный инстинкт. Еще толком не проснувшись, Донкович разобрался с диагнозом, да что там, и с прогнозом – тоже. Человек в углу умирал.
Кое-как разгибая конечности и нещадно царапая куртку о шершавую стену, Илья встал, прошел три шага, навис у решетки черным, коленчатым богомолом и позвал:
– Эй, кто тут есть!?
– Чего? – бакланишь отозвался гнусаво-заспанный молодой голос.
– Здесь больной. Ему необходима помощь.
– Вот и помоги, – нагло отшили с той стороны.
Вертухаю, разумеется, было начхать на болящего, но уже проснулся и вник – развлечение случилось. Сам врачишка напросился, сам пускай и выпутывается.
Илья бессильно выругался. Достать бы тебя паскуду…
– Оскорбление комиссии влечет за собой наказание: от очистных,