Пушкин. Юрий Тынянов
«Здесь лежит Пирон. Он не был при жизни ничем, даже академиком». Отчаянная беспечность этого старика, писавшего веселые сказки, смысл которых он уже понимал, понравилась ему даже более, чем шаловливый и хитрый Вольтер. Любимым героем его был дьявол, при одном упоминании о котором тетушка Анна Львовна тихонько отплевывалась. Однако дьявол у Пирона был превеселый мо́лодец и ловко дурачил монахинь и святых. С огорчением он подумал, что в Москве нет человека, похожего на этого мясистого поэта.
Ему нравились путешествия. Он любил точность в описаниях, названия городов, цифры миль[142]: чем больше было миль, тем дальше от родительского дома.
На столе у отца лежали нумера «Московских ведомостей», которые получались дважды в неделю. Он читал объявления. Названия вин, продававшихся в винной лавке, – Клико, Моэт, Аи[143] – казались ему музыкой, и самые звуки смутно нравились.
Русских книг он не читал: их не было. Сергей Львович, правда, читал журнал Карамзина, но никогда не покупал его.
На окне лежал брошенный том Державина, взятый у кого-то и не отданный; прочтя страницу, он отложил его.
Однажды заветный шкап привлек его внимание: ящик был открыт и выдвинут – отец забыл его закрыть. Он заглянул. Толстый, переплетенный в зеленый сафьян том лежал там, пять-шесть книжек в кожаных переплетах, какие-то письма. Книги и сафьянный том оказались рукописными, а письма – стихотворениями и прозою. Прислушавшись, не идет ли кто, он принялся за них.
Все было написано по-русски, разными почерками, начиная со старинного, квадратного, вроде того, каким писал камердинер Никита, и кончая легким почерком отца. Тетради эти подарил Сергею Львовичу еще в гвардейском полку его дальний родственник, кузен, гвардии поручик, который с тех пор куда-то сгинул; а потом уже Сергей Львович сам их дописывал. В тетрадях еще держался крепкий гвардейский дух табака.
Сафьянная тетрадь называлась: «Девическая игрушка», сочинение Ивана Баркова. Он отложил ее, твердо решившись прочесть со временем всю, и листнул тетрадь в кожаном переплете. Он прочел несколько страниц и, изумленный, остановился. Это было во сто раз занимательнее «Бьеврианы» с ее хитрыми каламбурами. На первой же странице прочел он краткие стихи, посвященные покойному императору Павлу:
Сколь Павловы дела премудры, велики,
Доказывают нам то невски голики[144]…
На бюст его же:
О ты, премудра мать российского народа!
Почто произвела столь гнусного урода!
Дальше следовали стихи о «свойствах министров»:
Хоть меня ты здесь убей,
Всех умнее Кочубей.
Лопухин же всех хитрей,
Черторысской всех острей,
Чичаго́в из всех грубей,
Завадо́вский – скупей,
А Румянцев всех глупей —
Вот характер тех людей.
Тут же был написан весьма простой ответ на изображение свойств министров:
Хоть меня ты убей,
Изо всех твоих затей… и т. д.
Простодушие