Русь летописная. Валерий Демин
разница? Родовые и племенные исторические предания передавались от поколения к поколению по тем же мнемоническим законам, что и устное народное творчество.
Между прочим, один из самых непотопляемых «доводов», относящих «Сказание о Словене и Русе» к литературным произведениям, сочиненным в XVII веке (а то и в XVIII веке), не выдерживает никакой критики. Ибо почти за двести лет до того содержащиеся в нем сведения, как уже выше отмечено, были записаны со слов устных информаторов Сигизмундом Герберштейном. С его трактатом были прекрасно знакомы и Татищев, и Карамзин – однако на столь важный (можно даже сказать – решающий) момент не обратили никакого внимания. Карамзин даже предпринял попытку определить и вывести на чистую воду злостного выдумщика и фальсификатора. В примечании № 91 к 1-му тому «Истории Государства Российского» прославленный историк с негодованием и плохо скрываемым презрением объявляет имя и фамилию «смутьяна» – некий Тимофей Каменевич-Рвовский, дьякон Холопьего монастыря, что на реке Мологе, одном из верхних притоков Волги.
Сей всезнающий дьяк, о коем нынче ничего уже больше нельзя узнать даже в подробнейшем современном «Словаре книжников и книжности Древней Руси» (здесь XVII веку отведено целых четыре тома), завершил в 1699 году в монастырской келье историческую рукопись, посвященную древностям Российского государства. Во времена Карамзина она хранилась в Синодальной библиотеке (приводится даже номер единицы хранения), вот в ней, дескать, и следует искать первоисток всех недоразумений[18]. При этом полностью игнорируется, что к тому времени существовало уже не менее ста списков «Сказания о Словене и Русе» (многие из них были включены в текстовую ткань конкретных хронографов и летописцев). Далее повторим: если «Сказание» было плодом чистого вымысла, сочиненного в конце XVII века, то каким образом содержащиеся в нем сведения могли знать в начале XVI века поляк Ян Длугош и словенец Сигизмунд Герберштейн, а еще на полтысячи лет раньше – византийские и арабские авторы?
Документальное подтверждение тому, что «Сказание о Словене и Русе» первоначально имело длительное устное хождение, содержится в письме в Петербургскую академию наук одного из ранних российских историков Петра Никифоровича Крекшина (1684–1763), происходившего, кстати, из новгородских дворян. Обращая внимание ученых мужей на необходимость учета и использования в исторических исследованиях летописного «Сказания о Словене и Русе», он отмечал, что новгородцы «исстари друг другу об оном сказывают», то есть изустно передают историческое предание от поколения к поколению.
Что представляли из себя подобные устные предания, тоже, в общем-то, известно. Ибо находились все-таки смельчаки, которые отваживались доверить бумаге или пергаменту сокровенное устное слово. Один такой рукописный сборник XVII века объемом в 500 листов, принадлежавший стольнику и приближенному царя Алексея Михайловича Алексею Богдановичу Мусину-Пушкину (ум. ок. 1669), был найден
Поразительно, но факт: облив грязью просвещенного дьякона и обозвав его невеждою в 1-м томе своей «Истории», Карамзин воздает этому же самому «невежде» высочайшую хвалу уже в 4-м томе и полностью заимствует у того сведения о торге (ярмарке) на Мологе, куда во времена Ивана Калиты съезжались немецкие, византийские, итальянские, персидские и иные купцы и одних только питейных заведений (ну никак не может русский человек без кабака!) насчитывалось не менее семидесяти. Особой же похвалы Карамзина удостоился тот факт, что Тимофей Каменевич-Рвовский опирался на древнее устное (!) предание, которое бережно сохранил для потомков, включив его в свое историческое повествование. Вот тебе и раз: значит, когда ему было выгодно, Карамзин принимал устные исторические рассказы за истину и включал их в ткань собственной «Истории» в качестве непреложных фактов; а когда это никакой выгоды не сулило и оборачивалось одними историографическими неприятностями, устные предания, вне всякого сомнения имевшие древнейшие корни, предавал анафеме и остракизму. Такова цена хваленой объективности российского историка!