Капитан Два Лица. Эл Ригби
существо в одежде белого народа – камизе, перепоясанной плетёным ремнем, сюрко и расшитых серебристым узором штанах. Черные прямые волосы советник не собрал и не заплел, но завел за острые удлиненные уши. Золотые глаза ровно горели и хранили вдумчивое, живое выражение.
– Как ваше имя, та’аш?[2] – уважительно и приветливо спросил принц.
– Кева́рро, маар. Я задаю вопрос лишь потому, что в королевстве всё ещё гремят бунты, как вам наверняка известно. Большая часть их развязана сторонниками передачи трона принцессе и противниками этого решения.
Дуан кивнул. Он думал о сестре слишком много и главную мысль озвучивать пока не собирался.
– Я хочу верить, – он в упор посмотрел на чернолицего, – что с моим появлением бунты улягутся. Может, я многого не знаю и во многом глупее всех здесь сидящих, но отец с детства научил меня: бунты рождаются из голода и страха. Вы не голодали, судя по нынешнему положению дел, но вам определённо было страшно потерять короля. Я знаю. Потому что мне тоже. Розинда, чья жизнь омрачилась моим исчезновением, не должна теперь нести никакого бремени, кроме самых приятных. О ее судьбе я поговорю с ней сам. Если она захочет править…
Обрывая его, по залу разнесся необыкновенно чистый и звонкий голос:
– Я не хочу, брат. Слышишь? Не хочу.
Принцесса Розинда, как оказалось, все это время сидела на подоконнике за массивной, задернутой из-за яркого света гобеленовой гардиной. Сейчас, видимо, заскучав, а может, просто уловив, что ее имя стали повторять слишком часто, она легко спрыгнула с довольно большой высоты и, постукивая шнурованными золочеными ботильончиками, пошла Дуану навстречу. Шесть или семь радужных юбок – коротких спереди и длинных сзади – шуршали при каждом шаге. Высокая прическа угрожающе покачивалась над макушкой.
Улыбаясь, Дуан простер к ней руки.
– Моя любимая Роз…
Тоненькая ладошка отвесила ему затрещину; в ушах зазвенело. Низкорослой принцессе пришлось бить в прыжке, отчего получилось еще болезненнее. Смерив брата взглядом глаз – тоже синих – Розинда сказала:
– Это тебе за то, что бросил меня так надолго.
– Но я…
– А теперь дай я тебя обниму, бедный мой.
С этими словами сестра крепко обхватила его поперек пояса. Отстраняясь, она оставила на рубашке след своей малиновой губной краски. Дуан обернулся за призывом к приличиям – к единственному существу, от которого мог этот призыв услышать. Но королева-бабушка молчала. Она лишь внимательно наблюдала за внуками, а поняв, что на нее просительно смотрят, проворно перевела взгляд на украшенный лепниной потолок. Дуан вздохнул и начал сам:
– Боги… Розинда, что ты себе…
– Голосуйте за него, быстро. – Сестра отвернулась и прицелилась в кого-то из советников согнутым пальцем. – Пам! И брысь-брысь.
– Мне тоже брысь, дитя мое? – мягко уточнила со своего места бабушка.
– Ты можешь неторопливо и с достоинством удалиться.
Произнеся
Та’аш – уважительное обращение знатной особы к менее знатной, но тоже родовитой.