Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов. Георгий Эфрон
написать письмо Л.И. ― завтра уезжает «оказия» ― и занести его. Н-да-с. Купить хлеб в магазине, продать его, отнести письмо, отправить телеграмму, купить билет… и не опоздать в школу; все это не фунт изюма. Эх, если бы не проклятая хозяйка, все было бы в порядке. С удовольствием прочел Писемского; теперь взял Чехова и Леонова. Рано лечь спать, чтобы написать толковое письмо Л.И., ― встать рано утром и все успеть. Любопытно, каков получится завтрашний день.
6/II-43
Все мои планишки и расчетики внезапно опрокинулись: опять, в ночь с 3го на 4ое, заболел рожистым воспалением ноги: той же, которая болела и в 1й раз. Красная, распухшая нога; ступить нельзя, так болит. Вот уж третий день лежу на своей ужасно твердой «кровати» (тщедушнейший матрасец на досках) ― вернее сказать, на своем grabat[255]. Очень жестко, так жестко, что перевернуться с боку на бок, да еще с больной ногой, ― целая история, целая эпопея в актах и картинах. Подушки нет; голова лежит низко-низко на кучке белья и старых брюках; под этим всем ― «Лит. – крит. статьи» Горького для постамента. Живу впроголодь, питаясь только 2 обедами из Союза, которые приносит М.М. На 2ое ― все рисовая каша, а суп такой плохой, что я его не ем. И 400 г хлеба ― et c’est tout[256]. Недавно М.М. получила по моей карточке у себя в магазине белый хлеб; раз она может без всяких препятствий получать там его и по моей карточке, то надо будет наладить дело так, чтобы она и впредь получала, ― ведь sa ne lui coûte rien[257]. Кстати, и я, и она сидим без денег. Лиля пишет, что выслала мне 300 р., но на почтамте их еще нет. Лиля пишет также, что много болеет, что к ней звонила Валя, чтобы узнать обо мне; она ― Валя ― пробыла четыре месяца на трудфронте. Завтра ― воскресение; что-то мы будем есть (столовая не работает)? Читаю мрачнейшую книгу Леонова «Вор». Талантливо, но очень хромает композиция, он, наверное, думал, что скачки, отступления и забегания вперед в изображении человеческих жизней «современны», а получилось несколько сумбурно. Настроение отвратительнейшее ― из-за голода, скуки, отсутствия перспектив, из-за боли и потерянного времени. Даже плакал сегодня, думая о своей нелепой, грязной, безрадостной жизни. Ну, даст Бог, все устроится. В это надо верить; иначе ― каюк. На фронте дела превосходны. Сталинград и его район очищены от немцев; также и Воронеж. Приближаются к Ростову, Донбассу, Украине; уничтожена 6ая германская армия, причем сдались в плен 24 генерала (среди них ― фельдмаршал фон Паулюс). С юга немцев прут и прут. Это очень большая и серьезная победа Red Army[258]. Черчилль был в Турции; велись всякие переговоры; присутствовали военные миссии; это тоже очень важно. Giraud <и> de Gaulle установили экономическую и военную связь; политическую ― нет. Это и понятно: пока в A<frique> du N<ord>[259] администрация состоит из людей Виши, нельзя ничего будет сделать в смысле libertés républicaines[260]. А военная обстановка, столь напряженная, не позволяет пока никого смещать и говорить о форме правления. Так говорят союзники. Ну, я устал, и света недостаточно. À Dieu Vat.
11/II-43
Продолжаю
255
убогом ложе.
256
и это все.
257
ей ничего не стоит.
258
259
С<еверной> А<фрике>.
260
республиканских свобод.