Мы – чемпионы! (сборник). Андрей Меркин
как игрока казанского Рубина из второй лиги. Неслыханный случай по тем временам.
Также это была первая игра за сборную Виталия Шевченко из «Нефтчи».
Всё это имело замечательное продолжение в мае следующего года, когда оба забили по голу испанцам, а наша сборная одержала первую и последнюю победу над ними.
В 1971 году, также на «Маяке», комментировал Янн Яннович Спарре матч из Сетубала, трансляция началась в 24.00 по московскому времени.
Всё время говорил, что «Спартак» играет в белой форме, это было очень важно для радиослушателей.
На крайняк был «Голос Америки», где сбежавший «отщепенец» Рубин в прямом эфире глубокой ночью комментировал эпохальный хоккей из Лейк-Плэсида.
Вроде про поражение сборной сказали только вечером в программе «Время», а я уже утром в институте радостно рассказал всем про счёт 4:3.
Секретарь комсомольской организации сказал, что я агент мирового сионизма и провокатор – враг народа.
Редкостный был мудак!
Гуппи
Зимой 1981 года поехал на зимние студенческие каникулы в своеобразный Дом отдыха. Каково же было моё удивление, граничащее с истерикой, когда я узнал, что попал, самым мистическим образом, в тот же самый пионерский лагерь, где в далёком 1972 году впервые в жизни занялся сексом с молодой и прекрасной восемнадцатилетней студенткой, которая жила на вольных хлебах в пионерском лагере как дочка начальника лагеря. Я подробно написал об этом в первой книге, в главах «Дефлорация» и «Дефлорация 2».
Судьба свела меня тоже со студенткой, и ей тоже было восемнадцать лет, но мне не четырнадцать, как тогда, а двадцать три года, и студенток и тёток разных мастей и калибров к тому времени, перефразируя Есенина, повидал я и попробовал в тёмных углах немало.
Её звали Гуппи.
Не знаю, да так и не узнал, почему у неё было такое рыбье прозвище, но Мариной её никто не называл, а все друзья и подруги однокурсники называли её так, на что она радостно и весело отзывалась.
Весь этот своеобразный Дом отдыха был заполнен исключительно студентами, а тот же самый персонал, что кормил детишек в столовой летом, зимой потчевал тем же самым незамысловатым меню, где преобладали щи и каша – пища наша.
Иногда готовилось даже мясо, вкусом напоминающее подошву кирзача. А также компот из сухофруктов с одиноким фиговым листом, почему-то называемый в меню: «Компот домашний».
Очевидно, что все эти сухофрукты действительно находились дома, но у шеф-повара. Там же, собственно, где и вышеупомянутое мясо, прописанное в мятом листке меню химическим крандашом как «рагу домашнее с овощами».
Из овощей там была картошка мёрзлая галимая – первым и последним компонентом этого шедевра кулинарного исскуства.
Зато на столах на восемь человек на завтрак, обед и ужин всегда и без ограничений лежали огромные, размером с хуй негра, солёные огурцы.
Они пользовались особым спросом, их выносили с собой в больших количествах на закуску.
Со времён моего пребывания в пионерах в окрестных «сельпо» мало что изменилось, и тот же самый портвейн