Отражения. Альфия Умарова
тогда разговаривать, нас с Петром мамой и папой звать. Приехала, поглядела на малыша и – как сгинула.
Ну, а Вовчик – что ему сделается. Любим, одет-обут, накормлен. Дед души не чает во внуке, все с собой берет – в лес, на рыбалку.
Эх, из-за рыбалки этой проклятущей и помер Петя. Под лед провалился, весной уже.
Так и остались мы с Вовчиком одни.
Нинка на похороны приехала. Размалеванная вся, ни слезинки не проронила по отцу. За столом поминальным и вовсе учудила – чуть не песни стала орать, после второй-третьей рюмки. Аж соседей стыдно стало.
И все к сыну: ну что, малец, не любишь мать свою? А Вовчик, ему тогда пять лет было, и понять не может, что эта тетя к нему вяжется, всё про мамку спрашивает. Любит, конечно, это ж мамка его, другой он не знает.
Лучше бы и не знал».
Как исполнилось Вовчику семь лет, стала думать Мария Гавриловна, как быть дальше. Школу в деревне закрыли давно. Молодежь вся в город поуезжала, детишек не стало, старики одни. К Тане отправить мальчика? Живет она в другой области, в тесноте и не особо в достатке, куда им еще лишний рот?
Про Нину слышала, что та по-прежнему на фабрике работает, комнатку ей дали. Вроде остепенилась.
Мария Гавриловна и решила: пришло время дочери долги свои отдавать, повзрослеть, начать думать не только о себе. Сама-то с больным сердцем много ли проживет, с кем потом мальчонка останется? Снова сиротой при родной матери?
В общем, съездила к Нине, поговорила с ней: пора, мол, тебе кукушка, птенца своего забирать к себе, в свое гнездо. Тем паче не такой он уже маленький, вырос давно из пеленок-распашонок, мальчишка самостоятельный.
Нинка – в крик: вешаешь мне на шею пацана, нечего было тогда забирать его из детдома… Но Мария Гавриловна слушала-слушала да взглянула на дочь так, словно кипятком ошпарила. Да еще пообещала, что проклянет дочь самым страшным, материнским, проклятьем, если та еще раз откажется от своего сына.
Нинка даже опешила, такой она свою мать видела впервые: глаза горят, щеки пылают, решительная…
«Эх, мама, мама. Не знаешь ты ничего про дочь свою непутевую… И про человеческую подлость…»
Согласилась Нинка. С неохотой, но согласилась. Договорились, что Мария Гавриловна привезет Вовчика ей к сентябрю ближе, чтобы привык немного к матери да к городу. На выходные обещала к себе забирать да деньгами помогать, по возможности. А большие ли возможности-доходы у пенсионерки? Подмога одна – сад-огород, хоть овощей не покупать.
Теперь оставалось самое сложное – как мальчишке рассказать все, чтобы понял, найти такие слова, чтобы не ранить.
Долго думала, не знала, как подступиться к предстоящему разговору. Несколько ночей вертелась, мучилась бессонницей, вздыхала протяжно и горестно, вставала, капала себе корвалола, снова ложилась… Даже Вовка заметил, что с ней что-то неладное творится: «Мам, снова сердце болит?»
После нескольких таких тревожных ночей решилась. Когда Вовка после завтрака собрался как всегда на речку, Мария Гавриловна попросила