Север и Юг. Элизабет Гаскелл
и с тех пор я потеряла счет времени. Не знаю, что теперь станет со всеми нами. Шарлотта сказала, что вы рыдаете, и я подумала: «Бедняжка! Стоит ли удивляться?» Господин решил примкнуть к диссентерам! В его-то возрасте, когда дела в церкви шли пусть и не блестяще, но вовсе не дурно! У меня был родственник, который всю жизнь работал портным, а после пятидесяти вдруг решил стать методистским проповедником. И то сказать, он толком пару штанов не умел сшить, так что удивляться не приходится. Но мой господин! Я спросила миссис: «Что бы сказал бедный сэр Джон? Он никогда не одобрял вашего замужества, но если бы мог предположить такой конец, то ругался бы еще страшнее, если это вообще возможно!»
Диксон настолько привыкла комментировать действия мистера Хейла в присутствии госпожи (которая слушала или не слушала, в зависимости от настроения), что не заметила, как гневно вспыхнули глаза Маргарет и затрепетали ресницы. Выслушивать дерзкие рассуждения об отце, да еще от прислуги? Это уж слишком!
– Диксон, – заговорила она тихо, как всегда говорила, когда сердилась, и в голосе послышались приглушенные раскаты надвигающейся грозы. – Ты, верно, забыла, с кем разговариваешь!
Маргарет поднялась с кровати и взглянула на горничную с подчеркнутым презрением.
– Иди! Ты совершила большую оплошность. Уверена, что, по здравом размышлении, пожалеешь о своем поведении.
Диксон медлила в нерешительности, и Маргарет настойчиво повторила:
– Оставь меня, Диксон. Хочу, чтобы ты ушла.
Горничная не знала, то ли возмутиться, то ли заплакать: сейчас сгодилось бы и то и другое, – и подумала: «Мисс Маргарет так похожа на старого сэра Джона и бедного мастера Фредерика. Странно, откуда это?» Диксон раньше ни за что не стерпела бы отповеди из уст кого бы то ни было, а сейчас смиренно ограничилась вопросом:
– Можно хотя бы расстегнуть вам платье, мисс, и расчесать волосы?
– Нет! Спасибо, не сегодня.
Маргарет сурово выпроводила служанку из комнаты и заперла дверь. С этих пор бесцеремонная Диксон прониклась к мисс глубоким почтением, утверждая, что молодая госпожа очень похожа на бедного мастера Фредерика, а на самом же деле, подобно многим, с готовностью подчинялась проявлению сильной воли.
Маргарет нуждалась в помощи Диксон на деле, а не на словах; та же, в свою очередь, считала торжественным долгом демонстрировать обиду посредством молчания. Таким образом, энергия направлялась в правильное русло. Две недели оказались чрезвычайно коротким сроком для подготовки к столь серьезному переезду. Слегка забывшись, Диксон начала было: «Любой другой джентльмен…» – но, взглянув в замкнутое, строгое лицо молодой госпожи, закашлялась и покорно приняла из рук Маргарет несколько капель настойки белокудренника, дабы остановить «легкое покалывание в груди, на которое жаловалась. Однако действительно любой другой джентльмен, кроме мистера Хейла, давно понял бы, что в столь короткий срок крайне затруднительно найти подходящий дом в Милтон-Нотерне