Молочные волосы. Инна Лесина
Зашла уже взведенная, но обещала Лё держать себя в руках. «Разденьтесь до пояса, – врач полистал мои бумаги, подошел и сказал девушке (действительно интерну), – Видишь, вот этот лимфоузел у нее…» Следующие пять минут я была пособием. Непосредственно ко мне, так, чтобы я была в фокусе доктора, обратились словами: «Ну, что ж, у вас не простой случай, агрессивный рак, и вы же хотите хорошую химию, так?» Я спросила: «Кто-то хочет плохую, доктор?» Врач называл лекарства, названия которых мне ни о чем не говорили. Врач ничего не объяснял, жонглировал ценами и побочными эффектами. Сказал, что да – это дорого, но такая химия может меня спасти. Второй доктор смотрел в телефон, девушка, казалось, чувствовала себя неудобно. «Доктор, вы сейчас мне рецепт выписываете или гарантию?» – я быстро оделась, попросила свои бумаги «взад» и вышла вон.
Потом мы долго сидели на красивом крыльце старинного здания поликлиники. Все везде опоздали. Оля звонила знакомой, компания которой занималась закупкой препаратов для химиотерапии, узнавала наличие и цены. Дети курили. Оля звонила дальше – теперь насчет квот препаратов в больницах. Мы «кинули» консилиум, и было не ясно, куда теперь двигаться. Петя предложил поехать в сторону ужина и пошел за машиной. По дороге я вспомнила, как в одном медицинском центре врач-гинеколог сказала – молодая для рака-то. Если бы пришла к ней с беременным животом – стала бы старородящей. Очень краткое время нормы у наших гинекологов, но один раз я успела в него попасть. Правда, тогда на мой живот сказали – молодая больно, в девятнадцать-то рожать. Мой бывший живот ехал на переднем сиденье Петиного микроавтобуса, работал, учился в аспирантуре МГУ, был ярко-рыжего цвета, и явно ждал возможности покурить.
* * *
Утром Оля сказала, что знает, куда меня «сдать» на лечение со спокойной душой. «У тебя еще не закончились однокурсники, Лё?» – «Не смейся, да, еще есть Юра, он хирург, и, как только ты окажешься в его руках, я умываю свои».
Через несколько дней Оля привезла меня в 62-ю московскую онкологическую клинику, в коридоре вручила меня Юре и уехала. Юра сказал: «Подожди, осмотрись, я скоро вернусь». Я не хотела осматриваться, села рядом с его ординаторской, достала яблоко. Доела я его вечером, посмотрела на утренние следы зубов и решила, что надо бы узнать, каким сортом яблока угостились Адам с Евой. Потому что у меня после яблока тоже произошли необратимые изменения.
* * *
Я была во 2-м классе, когда в школьный актовый зал, накануне 9 Мая, пришел ветеран без правой руки. Не помню ничего из того, что он рассказывал. Но вдруг он засмеялся и сказал, что вот руки у него нет, но иногда она чешется. И что он хватает воздух в этом пустом месте, а потом вспоминает – нет же руки. Несколько дней я ходила, пытаясь представить себе это. Зажмуривалась, старалась. Прятала от себя правую руку – как это, когда руки нет, а она чешется.
Мой дед Юлий Бриллиант прошел всю войну и вернулся с руками-ногами. Инсульт в мирное время лишил его половины тела, но второй половиной дед тянул застывшую